Краткий пересказ произведения телеграмма. К.Г.Паустовский "Телеграмма": описание, герои, анализ произведения
“Телеграмма” – произведение, написанное Паустовским. В Википедии можно подробнее узнать об авторе и его творчестве.
Паустовский обращается к теме “отцов и детей”, что, безусловно, не оставит читателя безразличным. Проблема актуальная, острая, свойственна каждому, у кого есть или была семья. Краткое содержание “Телеграммы” Паустовского позволит проникнуться теми переживаниями, что заложил в неё автор, почерпнув основную идею.
А также познакомиться с героями и понять причины их поступков. Для полноты картины при необходимости лучше, конечно, ознакомиться с текстом целиком. Он занимает всего двенадцать машинописных страниц.
Анализ произведения “Телеграмма”
Структура
Рассказ перед нами или повесть? “Телеграмма” Паустовского – короткий рассказ . Его можно условно поделить на пять частей, каждая из которых несёт определённую смысловую нагрузку в сюжете:
- О матери
- О дочери
- Тревожная весть
- Трагичная развязка
- Итог.
Первая часть – представление матери, Катерины Петровны. Рассказывается о том, что старушка живёт в глухой деревне одна и имеет дочь. Вторая часть – знакомство с Настей, описание её работы. В третьей происходит кульминационный момент – зарождение и отправка самой телеграммы матерью о своей болезни. Там же неравнодушный ко всему мужик Тихон высылает ответ якобы от дочери для Катерины Петровны. Но та понимает и благодарит его за душевный порыв , не получая, однако, истинного письма от Насти. В четвёртой дочь приезжает, да не застаёт мать живой. И в пятой происходит переосмысление ею своего поступка, подведение итогов.
О чём сюжет: короткое содержание
Читайте краткое содержание и узнаете что: Катерина Петровна доживает свой век в удалённой от города деревушке. Её дом был построен ещё дедом, талантливым художником. Женщина малообщительна и практически не имеет контактов с односельчанами, но у неё есть дочь, занимающаяся важной работой и высылающая матери денег. В какой-то момент Катерина Петровна понимает, что смертельно больна и хочет повидаться с дочерью напоследок, в чём и просит её в телеграмме. Однако Настя не принимает письмо
всерьёз и выезжает спустя две недели, когда узнаёт, что смерть матери не за горами. Девушка опаздывает на похороны и испытывает горечь, запоздалое раскаяние за свою медлительность.
Герои рассказа
Всех героев можно поделить на группы:
- главные действующие: мать Катерина, дочь Настя
- второстепенные действующие. В деревне: пожилой сторож Тихон, соседка девочка Манюшка. У Насти: скульптор Тимофеев.
- Третьестепенные действующие лица – жители деревни на похоронах. Почтарь, учительница и т.д.
- недействующие: отец Катерины Петровны, художник. Здесь можно выделить и скульптуру Гоголя – она говорит в сознании Насти голосом совести. Тем самым через неё читатель знакомится с авторской позиции произведения.
Главные герои в “Телеграмме”
Катерина Петровна, вероятнее всего, происходит из дворянского рода. Паустовский намекает, что она воспитывалась в интеллигентной семье, разбирающейся в искусстве. В молодости женщина бывала в обществе творческих людей, а в Париже застала похороны Виктора Гюго. Катерина Петровна образованна и духовно развита.
Но в деревне она никому не нужна , ей не с кем обмолвиться словом. У женщины шикарный гардероб дворянки, небывалая там роскошь. Тем не менее находятся небезразличные знакомые, которые навещают старушку. Среди них и сторож Тихон, и девочка, и почтальон. Катерина Петровна ждёт участия только от одного человека – своей дочери. Та присылает ей скупые отписки, ссылаясь на занятость. Мать и боится лишний раз потревожить своими телеграммами, лишь единожды не выдержав и отправив её первой. Когда находится при смерти.
Настя – неопытна и только познаёт мир вокруг себя. В ней много амбиций и иллюзий. Девушка кажется душевной и трепетной, но своей матери уделяет мало внимания. Откликается на призыв о помощи не с первого раза, да и то на чужое письмо.
Роль Тихона
Тихон – работяга , малограмотный, но искренний и отзывчив душой к чужим бедам. Он – сторож в доме умирающей женщины. В его сердце ещё живы воспоминания об отце Катерины Петровны, Тихон уважает и её саму, как образованную и вежливую даму. Он проникается её бедой и составляет ответное письмо якобы от дочери. Несмотря на то, что обман был понят женщиной , старушка поблагодарила Тихона за участие. А сам его поступок можно считать бескорыстным порывом души, светлой и доброй. Его телеграмма – символ рассказа.
Вместо заключения
Настя раскаивается, да поздно. Из деревни уезжает в слезах, ей стыдно. Паустовский не даёт конкретной оценки поведению девушки. Но через скульптуру Гоголя как бы передаёт зов совести и разума. Настя чувствует на себе, как была неправа, как опрометчиво поступила, откладывая последнюю встречу с матерью.
В результате читатель понимает , что дочь, какой бы чёрствой ни казалась, всё же пробудилась и признала свою вину, пусть и тяжёлым крестом станет для неё теперь эта ошибка. Всё-таки рассказ несёт в себе светлую мысль и даёт возможность учиться на чужих ошибках. Любить и беречь своих родителей, пока те живы, а не думать только об эгоистичных желаниях.
Читайте короткое произведение Паустовского и делайте собственные выводы.
Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Тесовые крыши почернели.
Спутанная трава в саду полегла, и все доцветал и никак не мог доцвесть и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.
По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать, и пастухи перестали гонять в луга стадо.
Пастуший рожок затих до весны. Катерине Петровне стало ещё труднее вставать по утрам и видеть все то же: комнаты, где застоялся горький запах нетопленных печей, пыльный «Вестник Европы», пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах. Может быть, в комнатах было слишком сумрачно, а в глазах Катерины Петровны уже появилась тёмная вода, или, может быть, картины потускнели от времени, но на них ничего нельзя было разобрать. Катерина Петровна только по памяти знала, что вот эта - портрет ее отца, а вот эта - маленькая, в золотой раме - подарок Крамского, эскиз к его «Неизвестной». Катерина Петровна доживала свой век в старом доме, построенном ее отцом - известным художником.
В старости художник вернулся из Петербурга в свое родное село, жил на покое и занимался садом. Писать он уже не мог: дрожала рука, да и зрение ослабло, часто болели глаза.
Дом был, как говорила Катерина Петровна, «мемориальный». Он находился под охраной областного музея. Но что будет с этим домом, когда умрёт она, последняя его обитательница, Катерина Петровна не знала. А в селе - называлось оно Заборье - никого не было, с кем бы можно было поговорить о картинах, о петербургской жизни, о том лете, когда Катерина Петровна жила с отцом в Париже и видела похороны Виктора Гюго.
Не расскажешь же об этом Манюшке, дочери соседа, колхозного сапожника, - девчонке, прибегавшей каждый день, чтобы принести воды из колодца, подмести полы, поставить самовар.
Катерина Петровна дарила Манюшке за услуги сморщенные перчатки, страусовые перья, стеклярусную чёрную шляпу.
На что это мне? - хрипло спрашивала Манюшка и шмыгала носом. - Тряпичница я, что ли?
А ты продай, милая, - шептала Катерина Петровна. Вот уже год, как она ослабела и не могла говорить громко. - Ты продай.
Сдам в утиль, - решала Манюшка, забирала все и уходила.
Изредка заходил сторож при пожарном сарае - Тихон, тощий, рыжий. Он еще помнил, как отец Катерины Петровны приезжал из Петербурга, строил дом, заводил усадьбу.
Тихон был тогда мальчишкой, но почтение к старому художнику сберёг на всю жизнь. Глядя на его картины, он громко вздыхал:
Работа натуральная!
Тихон хлопотал часто без толку, от жалости, но все же помогал по хозяйству: рубил в саду засохшие деревья, пилил их, колол на дрова. И каждый раз, уходя, останавливался в дверях и спрашивал:
Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна молчала, сидя на диване - сгорбленная, маленькая, - и всё перебирала какие-то бумажки в рыжем кожаном ридикюле. Тихон долго сморкался, топтался у порога.
Ну что ж, - говорил он, не дождавшись ответа. - Я, пожалуй, пойду, Катерина Петровна.
Иди, Тиша, - шептала Катерина Петровна. - Иди, бог с тобой!
Он выходил, осторожно прикрыв дверь, а Катерина Петровна начинала тихонько плакать. Ветер свистел за окнами в голых ветвях, сбивал последние листья. Керосиновый ночник вздрагивал на столе. Он был, казалось, единственным живым существом в покинутом доме, - без этого слабого огня Катерина Петровна и не знала бы, как дожить до утра.
Ночи были уже долгие, тяжёлые, как бессонница. Рассвет все больше медлил, все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна, где между рам ещё с прошлого года лежали поверх ваты когда-то жёлтые осенние, а теперь истлевшие и черные листья.
Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.
Катерина Петровна знала, что Насте теперь не до нее, старухи. У них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, своё счастье. Лучше не мешать. Поэтому Катерина Петровна очень редко писала Насте, но думала о ней все дни, сидя на краешке продавленного дивана так тихо, что мышь, обманутая тишиной, выбегала из-за печки, становилась на задние лапки и долго, поводя носом, нюхала застоявшийся воздух.
Писем от Насти тоже не было, но раз в два-три месяца весёлый молодой почтарь Василий приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей. Он осторожно придерживал Катерину Петровну за руку, когда она расписывалась, чтобы не расписалась там, где не надо.
Василий уходил, а Катерина Петровна сидела, растерянная, с деньгами в руках. Потом она надевала очки и перечитывала несколько слов на почтовом переводе. Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо.
Катерина Петровна осторожно перебирала пухлые бумажки. От старости она забывала, что деньги эти вовсе не те, какие были в руках у Насти, и ей казалось, что от денег пахнет Настиными духами.
Как то, в конце октября, ночью, кто-то долго стучал в заколоченную уже несколько лет калитку в глубине сада.
Катерина Петровна забеспокоилась, долго обвязывала голову тёплым платком, надела старый салоп, впервые за этот год вышла из дому. Шла она медленно, ощупью. От холодного воздуха разболелась голова. Позабытые звезды пронзительно смотрели на землю. Палые листья мешали идти.
Около калитки Катерина Петровна тихо спросила:
Кто стучит?
Но за забором никто не ответил.
Должно быть, почудилось, - сказала Катерина Петровна и побрела назад.
Она задохнулась, остановилась у старого дерева, взялась рукой за холодную, мокрую ветку и узнала: это был клён. Его она посадила давно, ещё девушкой-хохотушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший, ему некуда было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи.
Катерина Петровна пожалела клён, потрогала шершавый ствол, побрела в дом и в ту же ночь написала Насте письмо.
«Ненаглядная моя, - писала Катерина Петровна. - Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, - смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет - совсем уж не тот, - да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».
Манюшка, шмыгая носом, отнесла это письмо на почту, долго засовывала его в почтовый ящик и заглядывала внутрь, - что там? Но внутри ничего не было видно - одна жестяная пустота.
Настя работала секретарём в Союзе художников. Работ»было много, Устройство выставок, конкурсов - все это проходило через ее руки.
Письмо от Катерины Петровны Настя получила на службе. Она спрятала его в сумочку, не читая, - решила прочесть после работы. Письма Катерины Петровны вызывали у Насти вздох облегчения: раз мать пишет - значит, жива. Но вместе с тем от них начиналось глухое беспокойство, будто каждое письмо было безмолвным укором.
После работы Насте надо было пойти в мастерскую молодого скульптора Тимофеева, посмотреть, как он живет, чтобы доложить об этом правлению Союза. Тимофеев жаловался на холод в мастерской и вообще на то, что его затирают и не дают развернуться.
На одной из площадок Настя достала зеркальце, напудрилась и усмехнулась, - сейчас она нравилась самой себе. Художники звали ее Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза.
Открыл сам Тимофеев - маленький, решительный, злой. Он был в пальто. Шею он замотал огромным шарфом, а на его ногах Настя заметила дамские фетровые боты.
Не раздевайтесь, - буркнул Тимофеев. - А то замерзнете. Прошу!
Он провел Настю по темному коридору, поднялся вверх на несколько ступеней и открыл узкую дверь в мастерскую.
Из мастерской пахнуло чадом. На полу около бочки с мокрой глиной горела керосинка. На станках стояли скульптуры, закрытые сырыми тряпками. За широким окном косо летел снег, заносил туманом Неву, таял в ее темной воде. Ветер посвистывал в рамках и шевелил на полу старые газеты.
Боже мой, какой холод! - сказала Настя, и ей показалось, что в мастерской ещё холоднее от белых мраморных барельефов, в беспорядке развешанных по стенам.
Вот, полюбуйтесь! - сказал Тимофеев, пододвигая Насте испачканное глиной кресло. - Непонятно, как я еще не издох в этой берлоге. А у Першина в мастерской от калориферов дует теплом, как из Сахары.
Вы не любите Першина? - осторожно спросила Настя.
Выскочка! - сердито сказал Тимофеев. - Ремесленник! У его фигур не плечи, а вешалки для пальто. Его колхозница - каменная баба в подоткнутом фартуке. Его рабочий похож на неандертальского человека. Лепит деревянной лопатой. А хитер, милая моя, хитёр, как кардинал!
Покажите мне вашего Гоголя, - попросила Настя, чтобы переменить разговор.
Перейдите! - угрюмо приказал скульптор. - Да нет, не туда! Вон в тот угол. Так!
Он снял с одной из фигур мокрые тряпки, придирчиво осмотрел ее со всех сторон, присел на корточки около керосинки, грея руки, и сказал:
Ну вот он, Николай Васильевич! Теперь прошу!
Настя вздрогнула. Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек. Настя видела, как на его виске бьётся тонкая склеротическая жилка.
«А письмо-то в сумочке нераспечатанное, - казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. - Эх ты, сорока!»
Ну что? - опросил Тимофеев. - Серьезный дядя, да?
Замечательно! - с трудом ответила Настя. - Это действительно превосходно.
Тимофеев горько засмеялся.
Превосходно, - повторил он. - Все говорят: превосходно. И Першин, и Матьящ, и всякие знатоки из всяких комитетов. А толку что? Здесь - превосходно, а там, где решается моя судьба как скульптора, там тот же Першин только неопределённо хмыкнет - и готово. А Першин хмыкнул - значит, конец!… Ночи не спишь! - крикнул Тимофеев и забегал по мастерской, топая ботами. - Ревматизм в руках от мокрой глины. Три года читаешь каждое слово о Гоголе. Свиные рыла снятся!
Тимофеев поднял со стола груду книг, потряс ими в воздухе и с силой швырнул обратно. Со стола полетела гипсовая пыль.
Это все о Гоголе! - сказал он и вдруг успокоился. - Что? Я, кажется, вас напугал? Простите, милая, но, ей-богу, я готов драться.
Ну что ж, будем драться вместе, - сказал Настя и встала.
Тимофеев крепко пожал ей руку, и она ушла с твердым решением вырвать во что бы то ни стало этого талантливого человека из безвестности.
Настя вернулась в Союз художников, прошла к председателю и долго говорила с ним, горячилась, доказывала, что нужно сейчас же устроить выставку работ Тимофеева. Председатель постукивал карандашом по столу, что-то долго прикидывал и в конце концов согласился.
Настя вернулась домой, в свою старинную комнату на Мойке, с лепным золочёным потолком, и только там прочла письмо Катерины Петровны.
Куда там сейчас ехать! - сказала она и встала, - Разве отсюда вырвешься!
Она подумала о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней - и положила письмо в ящик письменного стола.
Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева.
Несколько раз за это время она ссорилась и мирилась с неуживчивым скульптором. Тимофеев отправлял на выставку свои работы с таким видом, будто обрекал их на уничтожение.
Ни черта у вас не получится, дорогая моя, - со злорадством говорил он Насте, будто она устраивала не его, а свою выставку. - Зря я только трачу время, честное слово.
Настя сначала приходила в отчаяние и обижалась, пока не поняла, что все эти капризы от уязвленной гордости, что они наигранны и в глубине души Тимофеев очень рад своей будущей выставке.
Выставка открылась вечером. Тимофеев злился и говорил, что нельзя смотреть скульптуру при электричестве.
Мертвый свет! - ворчал он. - Убийственная скука! Керосин и то лучше.
Какой же свет вам нужен, невозможный вы тип? - вспылила Настя.
Свечи нужны! Свечи! - страдальчески закричал Тимофеев. - Как же можно Гоголя ставить под электрическую лампу. Абсурд!
Нa открытии были скульпторы, художники. Непосвящённый, услышав разговоры скульпторов, не всегда мог бы догадаться, хвалят ли они работы Тимофеева или ругают. Но Тимофеев понимал, что выставка удалась.
Седой вспыльчивый художник подошёл к Насте и похлопал ее по руке:
Благодарю. Слышал, что это вы извлекли Тимофеева на свет божий. Прекрасно сделали. А то у нас, знаете ли, много болтающих о внимании к художнику, о заботе и чуткости, а как дойдёт до дела, так натыкаешься на пустые глаза. Ещё раз благодарю!
Началось обсуждение. Говорили много, хвалили, горячились, и мысль, брошенная старым художником о внимании к человеку, к молодому незаслуженно забытому скульптору, повторялась в каждой речи.
Тимофеев сидел нахохлившись, рассматривал паркет, но все же искоса поглядывал на выступающих, не зная, можно ли им верить или пока ещё рано.
В дверях появилась курьерша из Союза - добрая и бестолковая Даша. Она делала Насте какие-то знаки. Настя подошла к ней, и Даша, ухмыляясь, подала ей телеграмму.
Настя вернулась на свое место, незаметно вскрыла телеграмму, прочла и ничего не поняла:
«Катя помирает. Тихон».
«Какая Катя? - растерянно подумала Настя. - Какой Тихон? Должно бить, это не мне».
Она посмотрела на адрес: нет, телеграмма была ей. Тогда только она заметила тонкие печатные буквы на бумажной ленте: «Заборье».
Настя скомкала телеграмму и нахмурилась. Выступал Перший.
В наши дни, - говорил он, покачиваясь и придерживая очки, - забота о человеке становится той прекрасной реальностью, которая помогает нам расти и работать. Я счастлив отметить в нашей среде, в среде скульпторов и художников, проявление этой заботы. Я говорю о выставке работ товарища Тимофеева. Этой выставкой мы целиком обязаны - да не в обиду будет сказано нашему руководству - одной из рядовых сотрудниц Союза, нашей милой Анастасии Семёновне.
Перший поклонился Насте, и все зааплодировали. Аплодировали долго. Настя смутилась до слез.
Кто-то тронул ее сзади за руку. Это был старый вспыльчивый художник.
Что? - спросил он шепотом и показал глазами на скомканную в руке Насти телеграмму. - Ничего неприятного?
Нет, - ответила Настя. - Это так… От одной знакомой…
Ага! - пробормотал старик и снова стал слушать Першина.
Все смотрели на Першина, но чей-то взгляд, тяжёлый и пронзительный, Настя все время чувствовала на себе и боялась поднять голову. «Кто бы это мог быть? - подумала она. - Неужели кто-нибудь догадался? Как глупо. Опять расходились нервы».
Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: - «Эх, ты!»
Настя быстро встала, вышла, торопливо оделась внизу и выбежала на улицу.
Валил водянистый снег. На Исаакиевском соборе выступила серая изморозь. Хмурое небо все ниже опускалось на город, на Настю, на Неву.
«Ненаглядная моя, - вспомнила Настя недавнее письмо. - Ненаглядная!»
Настя села на скамейку в сквере около Адмиралтейства и горько заплакала. Снег таял на лице, смешивался со слезами.
Настя вздрогнула от холода и вдруг поняла, что никто ее так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье.
«Поздно! Маму я уже не увижу», - сказала она про себя и вспомнила, что за последний год она впервые произнесла это детское милое слово - «мама».
Она вскочила, быстро пошла против снега, хлеставшего в лицо.
«Что ж что, мама? Что? - думала она, ничего не видя. - Мама! Как же это могло так случиться? Ведь никого же у меня в жизни нет. Нет и не будет роднее. Лишь бы успеть, лишь бы она увидела меня, лишь бы простила».
Настя вышла на Невский проспект, к городской станции железных дорог.
Она опоздала. Билетов уже не было.
Настя стояла около кассы, губы у нее дрожали, она не могла говорить, чувствуя, что от первого же сказанного слова она расплачется навзрыд.
Пожилая кассирша в очках выглянула в окошко.
Что с вами, гражданка? - недовольно спросила она.
Ничего, - ответила Настя. - У меня мама… Настя повернулась и быстро пошла к выходу.
Куда вы? - крикнула кассирша. - Сразу надо было сказать. Подождите минутку.
В тот же вечер Настя уехала. Всю дорогу ей казалось, что «Красная стрела» едва тащится, тогда как поезд стремительно мчался сквозь ночные леса, обдавая их паром и оглашая протяжным предостерегающим криком.
…Тихон пришёл на почту, пошептался с почтарем Василием, взял у него телеграфный бланк, повертел его и долго, вытирая рукавом усы, что-то писал на бланке корявыми буквами. Потом осторожно сложил бланк, засунул в шапку и поплелся к Катерине Петровне.
Катерина Петровна не вставала уже десятый день. Ничего не болело, но обморочная слабость давила на грудь, на голову, на ноги, и трудно было вздохнуть.
Манюшка шестые сутки не отходила от Катерины Петровны. Ночью она, не раздеваясь, спала на продавленном диване. Иногда Манюшке казалось, что Катерина Петровна уже не дышит. Тогда она начинала испуганно хныкать и звала: живая?
Катерина Петровна шевелила рукой под одеялом, и Манюшка успокаивалась.
В комнатах с самого утра стояла по углам ноябрьская темнота, но было тепло. Манюшка топила печку. Когда весёлый огонь освещал бревенчатые стены, Катерина Петровна осторожно вздыхала - от огня комната делалась уютной, обжитой, какой она была давным-давно, ещё при Насте. Катерина Петровна закрывала глаза, и из них выкатывалась и скользила по желтому виску, запутывалась в седых волосах одна-единственная слезинка.
Пришел Тихон. Он кашлял, сморкался и, видимо, был взволнован.
Что, Тиша? - бессильно спросила Катерина Петровна.
Похолодало, Катерина Петровна! - бодро сказал Тихон и с беспокойством посмотрел на свою шапку. - Снег скоро выпадет. Оно к лучшему. Дорогу морозцем собьет - значит, и ей будет способнее ехать.
Кому? - Катерина Петровна открыла глаза и сухой рукой начала судорожно гладить одеяло.
Да кому же другому, как не Настасье Семёновне, - ответил Тихон, криво ухмыляясь, и вытащил из шапки телеграмму. - Кому, как не ей.
Катерина Петровна хотела подняться, но не смогла, снова упала на подушку.
Вот! - сказал Тихон, осторожно развернул телеграмму и протянул ее Катерине Петровне.
Но Катерина Петровна ее не взяла, а все так же умоляюще смотрела на Тихона.
Прочти, - сказала Манюшка хрипло. - Бабка уже читать не умеет. У нее слабость в глазах.
Тихон испуганно огляделся, поправил ворот, пригладил рыжие редкие волосы и глухим, неуверенным голосом прочел: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя».
Не надо, Тиша! - тихо сказала Катерина Петровна. - Не надо, милый. Бог с тобой. Спасибо тебе за доброе слово, за ласку.
Катерина Петровна с трудом отвернулась к стене, потом как будто уснула.
Тихон сидел в холодной прихожей на лавочке, курил, опустив голову, сплёвывал и вздыхал, пока не вышла Манюшка и не поманила в комнату Катерины Петровны.
Тихон вошёл на цыпочках и всей пятернёй отёр лицо. Катерина Петровна лежала бледная, маленькая, как будто безмятежно уснувшая.
Не дождалась, - пробормотал Тихон. - Эх, горе ее горькое, страданье неписаное! А ты смотри, дура, - сказал он сердито Манюшке, - за добро плати добром, не будь пустельгой… Сиди здесь, а я сбегаю в сельсовет, доложу.
Он ушел, а Манюшка сидела на табурете, подобрав колени, тряслась и смотрела не отрываясь на Катерину Петровну.
Хоронили Катерину Петровну на следующий день. Подморозило. Выпал тонкий снежок. День побелел, и небо было сухое, светлое, но серое, будто над головой протянули вымытую, подмёрзшую холстину. Дали за рекой стояли сизые. От них тянуло острым и веселым запахом снега, схваченной первым морозом ивовой коры.
На похороны собрались старухи и ребята. Гроб на кладбище несли Тихон, Василий и два брата Малявины - старички, будто заросшие чистой паклей. Манюшка с братом Володькой несла крышку гроба и не мигая смотрела перед собой.
Кладбище было за селом, над рекой. На нем росли высокие, жёлтые от лишаев вербы.
По дороге встретилась учительница. Она недавно приехала из областного города и никого ещё в Заборье не знала.
Учителька идёт, учителька! - зашептали мальчишки.
Учительница была молоденькая, застенчивая, сероглазая, совсем ещё девочка. Она увидела похороны и робко остановилась, испуганно посмотрела на маленькую старушку в гробу. На лицо старушки падали и не таяли колкие снежинки. Там, в областном городе, у учительницы осталась мать - вот такая же маленькая, вечно взволнованная заботами о дочери и такая же совершенно седая.
Учительница постояла и медленно пошла вслед за гробом. Старухи оглядывались на нее, шептались, что вот, мол, тихая какая девушка и ей трудно будет первое время с ребятами - уж очень они в Заборье самостоятельные и озорные.
Учительница наконец решилась и спросила одну из старух, бабку Матрену:
Одинокая, должно быть, была эта старушка?
И-и, мила-ая, - тотчас запела Матрена, - почитай что совсем одинокая. И такая задушевная была, такая сердечная. Все, бывало, сидит и сидит у себя на диванчике одна, не с кем ей слова сказать. Такая жалость! Есть у нее в Ленинграде дочка, да, видно, высоко залетела. Так вот и померла без людей, без сродственников.
На кладбище гроб поставили около свежей могилы. Старухи кланялись гробу, дотрагивались тёмными руками до земли. Учительница подошла к гробу, наклонилась и поцеловала Катерину Петровну в высохшую жёлтую руку. Потом быстро выпрямилась, отвернулась и пошла к разрушенной кирпичной ограде.
За оградой, в легком перепархивающем снегу лежала любимая, чуть печальная, родная земля.
Учительница долго смотрела, слушала, как за ее спиной переговаривались старики, как стучала по крышке гроба земля и далеко по дворам кричали разноголосые петухи - предсказывали ясные дни, лёгкие морозы, зимнюю тишину.
В Заборье Настя приехала на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на кладбище - земля на нем смёрзлась комками - и холодную тёмную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно.
В этой комнате Настя проплакала всю ночь, пока за окнами не засинел мутный и тяжелый рассвет.
Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести.
Рассказ предложил наш читатель
Сергей.
Катерина Петровна доживала свой век в доме, построенном ее отцом — известным художником. Глаза ее видят плохо, некоторые висящие на стенах картины ей уже трудно разглядеть.
Октябрь выдался на редкость ненастный и холодный. Трудно старухе вставать по утрам, все чаще задумывается она о том, что станет с домом, когда она умрет. Отец вернулся из Петербурга в родное село Заборье жил на покое, занимался садом. Но в доме, который находился под охраной областного музея, было много произведений живописи — не только самого художника, но и других живописцев (например, этюд Крамского). Часто вспоминает старуха свою дочь, которая не только не приезжает ее навестить, но и не пишет. Вот разве что раз в два-три месяца пришлет денежный перевод с припиской в две три скупых строчки: занята, мол.
Длинный, мучительный, как бессонница, октябрь так вымотал старуху, что она написала дочери письмо: «Зиму эту я не переживу. Вся жизнь, кажется, не была такой длинной, как одна эта осень». Письмо пни поручает бросить в почтовый ящик соседской девочке Манюшке, которая помогает ей по хозяйству.
Дочь Настя работает секретарем в Союзе художников. Письмо она к л идет в сумочку, не распечатав. И рада — жива мать, ничего с ней не г пучилось, и недовольна — в каждом письме ей чудится укор.
Настя читает письмо от матери. Нужно бы поехать, но... Тряска, неудобство в пути, неизбежные слезы старухи и скука деревенской жизни...
Настя с головой уходит в организацию выставки молодого неужив-чиного и самолюбивого скульптора Тимофеева. Особенно хорош его скульптурный портрет Гоголя. Выставка получилась очень удачной, было много горячих речей, благодарили Настю. На этой выставке ей мручили телеграмму: «Катя помирает. Тихон».
«Какой Тихон? Какая Катя? Наверное, ошибка...» — думает Настя, но вдруг разбирает обратный адрес — Заборье.
Старый художник спрашивает ее: «Ничего неприятного?»
Так, от одной знакомой... — бормочет Катя.
Но вдруг ощущает на себе чей-то укоряющий взгляд. Это Гоголь г "Iядит на нее, усмехаясь: «Эх, ты!»
«Ненаглядная моя...» — вспоминает Катя обращение из письма ма-тори. Она спешит на вокзал. Билетов уже нет. Настя готова разрыдаться. Кассирша, услышав: «У меня мама...», находит для нее билет.
Катерина Петровна не встает уже десятый день. Манюшка ночует у N66, тормошит:
Бабка, ты живая?
Дед Тихон идет на почту, берет телеграфный бланк и пишет на нем корявыми буквами. Приходит к старухе и читает: «Дожидайтесь. Выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя».
Катерина Петровна все поняла.
Не надо, Тиша. Спасибо тебе за добро, за ласку.
Так и умерла, не дождавшись дочери.
Не будь, Манюшка, пустельгой. За добро плати добром, — наказывает Тихон и посылает девочку в сельсовет.
Хоронили старуху на следующий день. Шла за гробом и молодая учительница, у которой где-то далеко жила мать — такая же седенькая.
Одинокая была? — спросила она про Петровну.
Считай, что одинокая. Дочь у нее в Ленинграде, да, видно, высоко залетела... Некогда было к матери приехать.
В Заборье Настя появилась на второй день после похорон. Темные комья земли на могиле и холодная комната матери, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно, — вот что она застала.
Уезжала Настя крадучись. «Ей казалось, что никто, кроме Катерины Ивановны, не мог снять с нее непоправимой вины».
Рассказ «Телеграмма» Паустовский написал в 1946 году. В произведении автор затрагивает извечную для русской литературы проблему взаимоотношений родителей и детей. Описывая хмурые картины дождливой осени, Паустовский соотносит состояние природы с душевным состоянием Катерины Петровны.
Главные герои
Катерина Петровна – старая женщина, доживающая свои последние дни в одиночестве; мать Насти.
Настя – дочь Катерины Петровны; уехав в Ленинград, очень редко навещала старенькую мать.
Другие герои
Тихон – сторож пожарного сарая.
Манюшка – дочь сапожника.
Октябрь был холодный, шли дожди. Катерине Петровне стало «труднее вставать по утрам и видеть все то же» . Отец женщины был известным художником, он и построил этот дом в селе Заборье. Здесь Катерине Петровне не с кем было поговорить ни о картинах, ни об искусстве.
Каждый день к ней прибегала дочь соседа, колхозного сапожника, Манюшка и помогала женщине по хозяйству. Изредка заходил сторож при пожарном сарае – тощий рыжий Тихон, заставший еще время, когда этот дом строился.
Катерина Петровна каждый день думала о дочери Насте, которая жила сейчас в Ленинграде. Последний раз девушка приезжала три года назад. «Писем от Насти тоже не было» , но раз в два-три месяца Катерина Петровна получала от нее перевод на двести рублей.
Как-то в конце октября кто-то постучал в калитку в саду, но там никого не оказалось. В ту же ночь женщина написала Насте письмо о том, что она не переживет эту зиму. Попросила приехать хотя бы на день.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Художники звали Настю «Сольвейг» – «за русые волосы и большие холодные глаза» . Письмо она решила прочесть позже. Письма матери вызывали у нее, с одной стороны, «вздох облегчения: раз мать пишет - значит, жива» , а с другой, становились «безмолвным укором» .
Как раз в это время Настя занималась организацией выставки молодого скульптора. В его мастерской внимание девушки привлекла скульптура Гоголя, который насмешливо и с укором смотрел на нее, словно напоминая о нераспечатанном в сумочке письме.
Прочтя письмо матери, Настя тут же подумала о долгом пути, «неизбежных материнских слезах» и спрятала конверт в ящик письменного стола.
Через две недели выставка состоялась. Все поздравляли скульптора и благодарили Настю. Неожиданно курьер принесла девушке телеграмму: «Катя помирает. Тихон» . Настя сначала подумала, что телеграмма адресовалась не ей, но в бумажной ленте значилось «Заборье» . Старый художник спросил у нее, что случилось. Девушка ответила, что «Это так… От одной знакомой» . Неожиданно ей снова показалось, будто Гоголь смотрит на нее, говоря: «Эх, ты!» .
Настя торопливо выбежала на улицу. Она поняла, что ее никто так не любил, «как эта дряхлая, брошенная всеми старушка» . Девушка пошла к станции железных дорог. Билетов не было, но кассир помогла ей.
Катерина Петровна не вставала уже десять дней, ей было трудно дышать. Манюшка шестые сутки сидела возле женщины. Тихон, чтобы как-то утешить Катерину Петровну, сам написал телеграмму и сказал, что она от ее дочери: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя» . Женщина поблагодарила его, повернулась к стене и как будто уснула – умерла.
На следующий день Катерину Петровну хоронили, собралось много людей. Когда гроб несли на кладбище, к ним подошла молодая учительница. Она вспомнила о своей матери и поцеловала умершую Катерину Петровну в руку.
Настя приехала в Заборье на второй день после похорон. Вернувшись домой, девушка проплакала всю ночь. «Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести».
Заключение
В рассказе «Телеграмма» образ Насти неоднозначен. Девушка не лишена сочувствия, она готова помогать другим. Однако по отношению к матери она не проявляла должной заботы. Стараясь отгородиться от всего, что происходило в Заборье, она пропустила и смерть родного человека.
Пересказ «Телеграммы» поможет быстро вспомнить сюжет рассказа, подготовиться к уроку литературы.
Тест по рассказу
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.1 . Всего получено оценок: 1405.
Вспомнить сюжетную линию поучительного произведения Константина Паустовского поможет краткое содержание рассказа «Телеграмма» для читательского дневника.
Сюжет
В забытой богом деревушке последние дни доживает Катерина Петровна. Она совсем слаба и плохо видит. Помогают ей односельчане сторож Тихон и Манюша.Хотя у пожилой женщины есть взрослая самостоятельная дочь. Она живёт в Ленинграде, Настя много работает и редко вспоминает, что где-то по ней тоскует мать. Вместо писем, что обрадовали бы старушку, Настя присылает денежные переводы.
Понимая, что наступающих холодов ей не пережить, Катерина Петровна пишет дочери и просит навестить перед смертью. Но Настя всё откладывает поездку, погружаясь в проблемы окружающих её людей, никому не отказывая в помощи.
Тихон видя, что несчастная старушка совсем плоха, шлёт в Ленинград телеграмму, в которой сообщает, что мать Насти при смерти. Катерина Петровна умирает в тоске, вечно занятая дочь не успевает вовремя приехать. Проститься ей удаётся лишь с могильным холмиком.
