В 1652 г. 15 апреля скончался патриарх Иосиф. На его место был назначен Никон, митрополит Новгородский. Еще до избрания Никона в патриархи ему пророчили столь высокий пост.

Никон родился в 1605 г., и как уже было сказано, происходили з крестьянской семьи. Повзрослев, Никон начинает общаться со священнослужителями и приобщается к монашеской жизни. Большое влияние на становление личности Никона повлияло его обучение в Макарьевом монастыре. Спустя некоторое время, по настоянию родни, он жениться, становится священником и переезжает в Москву. Однако, неудачная личная жизнь заставила Никона отправиться в Анзерский скит Соловецкого монастыря, где он постригся в монахи. Жена же его стала монахиней Алексеевского монастыря. В 1643 г. Никон становится игуменом Кожеозерского монастыря в Архангельской области. В 1649г.

НиконназначаетсянапостмитрополитавНовгороде,а25июля1652г.-патриархом Русской Православной Церкви.

Период патриаршества Никона - это особый этап взаимоотношений церкви и государства. И большую роль в этих взаимоотношениях играют личные отношения между патриархом и царем. Этой проблеме посвящено большое количество работ. Исследователи и историки Русской Церкви по-разному рассматривают данный вопрос.

Знакомство патриарха Никона и царя Алексея Михайловича произошло в 1646 г., когда первый пребывал в сане игумена. Никон понравился царю, и он велел ему остаться в Москве, назначив его архимандритом Новоспасского монастыря. Алексею Михайловичу нравилось общение с Никоном. В своих письмах, как отмечает Н.И. Костомаров, он называет его «великим солнцем сияющим», «избранным крепко стоятельным пастырем», «наставником душите лес», «милостивым, кротким, милосердным», «возлюбленником своим и содружебником».

Протоиерей Лев Лебедев называет отношения, которые сложились у царя и патриарха «отношениями большой сердечной дружбы». Алексей Михайлович с большим почтением относился к патриарху, он начал титуловать его «великим государем», создавая таким образом новый тип отношений светской и церковной власти, основанный, по замечанию Лебедева, на «духовном родстве». Никон тоже уважал царя и считал такие отношения истинно правильными, но в тоже время, при восшествии на патриарший престол он потребовал от всех слоев населения, в том числе от бояр и даже от самого царя слушаться патриарха «во всех делах веры и духовной жизни».

Как отмечал исследователь П.С. Смирнов, Никон оказал впечатление на царя не только своим внешним видом, но и внутренними чертами, а именно ораторством, твердостью характера, решительностью и активностью в своих замыслах.

Лев Лебедев отмечает, что Никон был образцом«человека глубочайшей православной церковности», т.к. он видел начинающийся раскол в обществе из-за отхода некоторых представителей слоев населения от истинных канонов Русской Церкви, преимущественно исходивших от более привилегированных групп. Причины несоблюдения многих церковных правил можно видеть в появившемся западническом влиянии, а также большее предпочтение материальным ценностям, нежели духовным. Он считал, что его основная цель, как патриарха, заключается в том, чтобы остановить раскол общества, поэтому и хотел сохранить влияние Церкви на духовную жизнь русского народа.

Однако, в отношениях между царем Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном произошел разрыв. Так каковы же были причины этого конфликта?

Как отмечает русский историк Н.Ф. Каптерев, мнение которого о патриархе носит очень негативный характер, Никон хотел поставить церковную власть выше государственной. Его не устраивало, что государство контролировало всю церковную жизнь. Избрание патриарха, архиереев и других священнослужителей происходило по указу царя. А согласно Соборному уложению церковный суд вершили светские люди, и урезалось церковное землевладение. К тому же Никон хотел возвысить церковную власть в решении общественных вопросов, поэтому и «потребовал, чтобы все поклялись ему в соблюдении всех заповедей Божьих».

Протоиерей Лев Лебедев утверждает, что разрыв между патриархом и царем произошел по причине того, что царь вмешивался в церковные дела, а не то, что Никон хотел поставить «священство» выше «царства». Но в тоже время патриарх Никон действительно хотел возвысить авторитет патриаршей власти, но не только внутри Российского государства, а и во всем православном мире. Для претворения в жизнь этой цели, он уделял особое внимание самому процессу богослужения, на который всегда одевал только богато украшенные одежды. К тому же патриарх начинает приобретать новые земли, не следуя закону 1649 г., а также начинает самостоятельно чинить суд над священнослужителями.

Здесь стоит обозначить точку зрения профессора Варшавского университета М.В. Зызыкина, который утверждал, что Никон следует истинной симфонии и властей. Он требует их разграничения только там, где это и должно быть, т.е. там, где заканчиваются полномочия государства и начинаются права Церкви, таким образом отстаивая, что государство не вправе вмешиваться в духовную жизнь, но при этом считая, что Церковь должна влиять на религиозную нравственность «политической власти». Таким образом, патриарх считал, что власть не должна вмешиваться в дела Церкви, а сама власть должна освещаться духовным влиянием, тем самым показывая, что царская власть и есть «основа самой жизни русского государства».

Все это, так или иначе, подталкивало к конфликту между светской и церковной властью. Но в то же время, политика Никона привела не только к конфликту с царем, но и к расколу всего общества. Связано это с церковной реформой, которую провел патриарх, хотя ее одобрял и сам царь.

Основой проведения церковной реформы Никона стало изменение богослужебных текстов и обрядов по греческим образцам. Эта идея возникла за долго до правления царя Алексея Михайловича. Так, например, еще патриарх Филарет, считал. Что необходимо тесное сотрудничество с греческой Церковью, потому что она действовала в соответствии с истинными канонами православной веры, поэтому имела право на влияние в Русской Церкви. При Алексее Михайловиче эти идеи воплотились в жизнь. Он сам лично и Стефан Вонифатьев стали основоположниками идеи сближения с греческой церковью, а патриарх Никон стал их проводить.

В связи с этим нельзя обойти стороной мнение по этому вопросу Льва Лебедева, который точно охарактеризовал положение Никона. Он говорит,что «открыто действовал один патриарх Никон, на себя одного принимая весь удар оппозиции». И это действительно так, ведь именно его лишат патриаршего сана и отправят в ссылку.

В1653г.Никон объявляет о «троеперстном знамении» и о введении поясных поклонов вместо земных. А самое главное-перепись книг по греческим образцам. Также, согласно реформе, вводилась трегубая аллилуйя, крестный ход осуществляли против солнца (противосолонь), имя Бога надлежало писать Иисус.

Реформа Никона вызвала, как уже не раз было сказано, раскол в русском обществе, прежде всего, против нее выступали такие известные сторонники старины, как протопоп Аввакум, Иоанн Неронов, Даниил Костромской и др..

Из «Жития протопопа Аввакума, им самим написанного», можно узнать о той реакции правительства и самого Никона, которая последовала после отказа большей половины населения принять новую веру. Царская власть начала жестокую борьбу со старообрядцами, их разыскивали, кого-то отправляли в ссылку, а кого-то сжигали: «та же коломенскому епископу Павлу, его же Никон напоследок огнем жжег в новогороцких пределех; потом - Данилу, костромскому протопопу», а также раскольники подвергались и пыткам: «После тово вскоре схватав Никон Даниила в монастыре за Тверскими вороты, при царе остриг голову и, содраводнорятку, ругая, отвел в Чюдов в хлебню и, муча много, сослал в Астрахань».

Показательны слова Аввакума и в том, что он, упоминая имя Бога, говорит, что таким насильственным методом нельзя вводить веру:« Мой Христос не приказал нашим апостолом так учить, еже бы огнем, да кнутом, да висилицею в веру приводить. Но господ емреченко ко апостолом сице: «шедше в мир весь, проповедите Евангелие всей твари. Иже веру и мети крестится - спасен будет, а иже не имет веры - осужден будет».

Но в тоже время нельзя забывать о том, что старообрядцы начал и вести пропагандистскую деятельность. Они рассылали грамоты и послания, особенно в деревни и села, призывая народ не поддаваться влиянию безбожников и антихристов.

И здесь необходимо ответить на вопрос, почему старообрядцы были недовольны этими нововведениями? Ведь вера же осталась православной, поклонялись и верили в того же Бога! У многих, даже и в наше время, складывается мнение, что старообрядцы - это, так сказать, «дремучий народ», необразованные, не способные, как сейчас модно говорить, «идти в ногу со временем», не готовых с легкостью воспринимать перемены. Принято считать, что старообрядцы подняли «темную массу народа». Но, с другой стороны, они жили по тем законам, которые были установлены при их предках, поэтому они считали, что Никон хочет ввести новую веру. Не стоит забывать о самом главном, религия была основой жизни русского народа. Основная ее задача заключалась в том, чтобы указать человеку его истинный смысл жизни, т.е. то, что он должен делать. Крестьяне молились, чтобы у них был хороший урожай, торговцы ждали божью милость, чтобы у них была больше прибыль, бояре, использовали религию и веру, чтобы оказывать влияние на светскую или церковную власть. Таким образом, люди жили по тем правилам, по которым жили их предшественники, и они считало, что это правильно, что так и должно быть. Несмотря на то, что были разные слои населения с разными правами и обязанностями, их всех объединяла православная вера. У народа было что-то общее, за что сражались их предки, защищая свою родину от врагов.

Те правила, которые изменил Никон, были своего рода «догматами», в которых было что-то «магическое, сакральное», а он же все это отменил. Никольский отмечает, что Никон просто хотел «очистить веру», такой, какой она должна быть. Старообрядцы же хотели, чтобы вера была та, которая была заложена «русскими святыми», а именно: креститься«двумя перстами», крестный ход совершать по солнцу, почитать восьмиконечный крест (Никон ввел четырехконечный), имя Христа писать Исус, обряд таинства проводить на семи просфорах, к Богу обращаться, используя сугубую аллилуйю.

Он справедливо отмечает, то, что исправляла реформа, а именно обряды и тексты, складывалось веками, а значит они должны быть неизменными и неприкосновенными. Они воспитывали все общество, поэтому их нельзя трогать, нельзя исправлять. Ключевский пишет: «Обряд или текст - это своего рода фонограф, в котором застыл нравственный момент, когда-то вызвавший в людях добрые дела и чувства. Этих людей давно нет, и момент с тех пор не повторился; он с помощью обряда или текста, в который он скрылся от людского забвения, мы по мере желания воспроизводим его и по степени своей нравственной восприимчивости переживаем его действие». Действительно, если задуматься над вопросом почему восстали старообрядцы, то можно найти им оправдание, они просто хотели сохранить веру своих предков.

Историк В.О. Ключевский совершенно справедливо заметил, что в этих текстах и обрядах сохранена не только история, но и чувства, эмоции, знание. А теперь, получается, придется заново учиться. А ведь большая часть населения России тогда была необразованной, малограмотной. Жители отдаленных городов и сел учились «по слухам». Большей части духовенства было сложно переучиться, так как они не умели даже читать.

Историк религий И.А. Крывелев, как и многие другие, отмечает, что главной причиной раскола общества в связи с реформами Никона послужил а не образованность, прежде всего «сельского духовенства», котором необходимо «было переучиваться». А они в силу своей неграмотности не могли читать новые книги, текстом которых нужно было следовать. Поэтому они и составили большую часть раскольников. Помимо сельского духовенства, круг старообрядцев увеличило и городское духовенство.

В последующем, государству и Церкви пришлось вести борьбу не только с представителями духовенства, но и с другими слоями общества, т.к.к движению раскольников примыкали все, кто был недоволен политикой светской и церковной властей. Крестьяне были недовольны своим закрепощением, горожане - новыми налогами и повинностями, которыми они были обложены государством, да и бояре проявляли недовольство в связи с ущемлением своих привилегий. Причиной недовольства всех слоев населения являлась новая церковная реформа. Большинство считало, что все эти нововведения способствуют искоренению истинной православной веры, считая, таким образом, царя и патриарха безбожниками.

Почему же все-таки произошел раскол? То можно сделать вывод, что истинным и его причинами были несогласия с церковной политикой, а как следствие, проявление этого недовольства вылилось в сектантское движение, недовольство политикой светской власти, которое уже не раз проявлялось впервой половине XVIIв., в нравственном состоянии русского общества, пережившего последствия Смутного времени.

Исследователь старообрядчества Б.П. Кутузов, сравнивает Никона и Алексея Михайловича с самозванцами и даже предателями. Он приводит отрывок «Из инструкции иезуитов Самозванцу, как ввести унию в России»:

Самому государю заговаривать об унии редко и осторожно, чтоб не от него началось дело, а пусть сами русские первые предложат о некоторых неважных предметах веры, требующих преобразования, и тем проложат путь к унии; е) издать закон, что бы в Церкви Русской все подведено было под правила соборов отцов греческих, и поручить исполнение закона людям благонадежным, приверженцам унии: возникнут споры, дойдут до государя, он назначит собор, а там можно будет приступить и к унии; з) намекнуть черному духовенству о льготах, бечому о наградах, народу о свободе, всем -о рабстве греков;и) учредить семинарии, для чего призвать из-за границы людей ученых, хотя светских», таким образом, подводя к мысли, что истоки церковной реформы Никона лежат в Смутном времени, с которого и начался XVIIв., пронизанный в последствии народными бунтами и восстаниями. Если верить материалам данного отрывка, то получается, что иноверцам удалось добиться своей цели: привнести на Русь свою веру, а старообрядцы выступили как ее истинные защитники.

В 1666-1667 гг. был созван Большой Московский собор. На этом соборе допрашивали приверженцев старой веры. Кто-то, раскаявшись, принимал новую веру, а кто-то нет. По результатам заседаний собора было издано «Наставление благочиния церковного», в котором говорилось о том, что Никон провел реформу по указу русского правительства и многих служителей культа, а также доказывалась грамотность напечатания книг по новым греческим образцам.

В результате церковной реформе Аввакум был сослан в Пустозерск, и, несмотря на свою негативную реакцию к этим изменениям, отношение к царю было у протопопа совсем другим, хотя царь признал, что реформа происходила не от одного патриарха Никона. Так, например, Аввакум с большим уважением относится к царю, что видно из тех грамот, которые он отправлял Алексею Михайловичу. Из них, можно сделать вывод, что старообрядцы, воспринимали реформу, исходящую только от Никона214. А в одном из своих писем к боярыне Морозовой, Аввакум пишет, что: «…Никон патриарх нас от царя оттеснил своим коварством».

Первое крупное недовольство новыми реформами проявили монахи Соловецкого монастыря. 23 июля 1667 г. по указу патриарха монахам Соловецкого монастыря приказывалось исполнять церковную реформу. В ответ на это монахи отправили царю челобитную, в которой просили оставить старую веру, ссылаясь на то, что ее исповедовал отец Алексея Михайловича Михаил Федорович: «Милосердный государь… Молим твою благочестивую державу и плачемся вси со слезами, помилуй нас, нищих своих богомолцев и сирот, не вели, государь, у нас предания и чину преподобных отец Зосимы н Саватия переменить, повели, государь, нам быти в той же старой вере, в которой отец твой государев и все благоверные цари и велик князи и отцы наши скончались, и преподобные отцы Зосима, и Саватей, и Герман, и Филипп митрополит и в си святи и отцы угодили Богу». Однако, царь не последовал просьбам монахов, и началось восстание в сентябре 1667 г.. В конце года царская власть перешла к решительным действиям. Было послано две грамоты, в которых говорилось о запрете «подвоза продовольствия» и о монастырских землях, которые переходили во владение к Алексею Михайловичу. В 1668 г. Царь принимает решение об осаде монастыря. Правительственные войска прибыли к монастырю в июне 1668 г. Осада монастыря сопровождалась и внутренними конфликтами, царивших среди жителей. В результате чего после почти десятилетней осады, Соловецкий монастырь пал. Восстание соловецких монахов показало, что русское общество расколото, что среди народа нет единства, а если его нет, то и государство становится непрочным.

История старообрядчества - это хороший пример того, что правители, проводя реформы не задумываются о последствиях. Вводя что-то новое и уничтожая старое, происходит ломка в сознании народа, большей части которого сложно подстраиваться под молодых и энергичных правителей. Так произошло и с раскольниками.

Из всего выше сказано, сложно упрекать патриарха Никона в проведении церковной реформы, так как ее инициатором выступал и сам царь, который это признал впоследствии. Но в тоже время таково представление образа Никона в исторической литературе. Если упоминаем имя патриарха Никона, то сразу вспоминаем о расколе русского общества. Следует отметить, что в результате церковной реформы не только произошел конфликт патриарха с царем, когда церковная власть поставила себя выше светской но так же и доказала, чтоXVIIвек-это время мятежей, бунтов, восстаний, которые проявлялись в недовольстве народа.

С падением защитников старой веры в Соловецком монастыре бунты не закончатся, а наоборот возрастут с новой силой, когда государственная власть ослабнет, встанет о вопрос о том, кто займет царский трон, тогда снова объявятся старообрядцы. Но, это уже будет новый период в отношениях между государством, обществом и Русской Православной Церковью, главным итогом которого станет отмена патриаршества, а Россия пойдет по новому западному пути развития.

Подводя итоги, следует сделать вывод, что в церковно-государственных отношениях XVIIстолетия наблюдается явный процесс подчинения «священства»«царству».

Если патриарх Филарет вначале века оказывал большое влияние на царя и фактически управлял государством, то при последующих патриархах Иосафе и Иосифе происходят изменения. Они предпочитают не вмешиваться в дела государства, а занимаются больше церковными делами, преимущественно повышая духовность народа, посредством книгопечатания, которое в этот период достигает больших размахов. Однако, в Русском государстве складывается напряженная обстановка, так как население недовольно политикой властей, поэтому вспыхивает восстание в 1648г.Результатом этого бунта станет принятие Соборного Уложения, согласно которому Церковь будет ущемлена в своих правах, что потом приведет к конфликту между царем небесным и царем земным.

Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович

Предисловие

Изучением времени патриарха Никона я занимался еще в восьмидесятых годах прошлого столетия. В журнале Православное Обозрение 1887 года мною начаты были печатанием статьи под общим заглавием: Патриарх Никон как церковный реформатор.Но эти статьи, при самом своем появлении, в некоторых кругах, вызвали против меня целую бурю негодования и обвинения чуть не в еретичестве.

До тех пор история возникновения у нас старообрядства изучалась и писалась по преимуществу полемистами с расколом, которые, в большинстве случаев, изучали события с тенденциозно-полемической точки зрения, старались видеть и находить в них только то, что содействовало и помогало их полемике с старообрядцами, поставленной ими очень своеобразно. Тогдашние полемисты с расколом на вопрос: откуда и как произошли у нас искажения древних православных чинов и обрядов, и каким образом эти искаженные чины и обряды попали в наши церковно-богослужебные книги, обыкновенно отвечали: древние православные обряды и чины исказило вековое русское невежество, а в наши печатные церковные книги они внесены были при патриархе Иосифе невежественными книжными справщиками: Аввакумом, Нероновым, Лазарем и другими, которые, восставая потом против реформы Никона, в существе дела отстаивали только творение своих собственных невежественных рук. Так смотрели топа на дело все полемисты с расколом и во главе их профессор нашей академии H. И. Субботин, редактор и издатель полемического противообрядческого журнала Братское Слово.

Между тем в своем исследовании, опиравшемся главным образом на Материалы для истории раскола, изданные тем же самым профессором Субботиным, мною ясно было показано, что Аввакум, Неронов, Лазарь и др. никогда не были книжными справщиками и вообще никогда к книжной справе никакого отношения не имели, что они ранее совсем не жили в Москве, а только некоторые из них появились в ней незадолго до смерти патриарха Иосифа и потому никак не могли иметь при нем влияния на книжную справу. На вопрос необходимо отсюда возникший: кто же, в таком случае, и когда испортил наши древние православные церковные чины и обряды, которые потом Никону пришлось исправлять, мною был дан такой ответ: древние наши церковные чины и обряды никогда ни кем у нас не искажались и не портились, а существовали в том самом виде, как мы, вместе с христианством, приняли их от греков, только у греков некоторые из них позднее изменились, а мы остались при старых, неизмененных, почему впоследствии и явилась рознь между московскими церковными чинами и обрядами и позднейшими греческими. Это свое общее положение я иллюстрировал на форме перстосложения для крестного знамения, причем выяснил, что в христианской церкви древнейшею формою перстосложения было единоперстие, а потом единоперстие у православных греков заменено было двоеперстием, которое мы от них и заимствовали при своем обращении в . И в то время как греки не остановились и на двоеперстии, а позднее заменили его у себя троеперстием, русские остались при прежнем, воспринятом ими от греков, двоеперстии, которое и было у нас, до Никона, господствующим обычаем.

Указанные два наши положения: что Аввакум, Неронов, Лазарь и др. главнейшие противники церковной реформы Никона и основатели старообрядчества никогда не были книжными справщиками и никакого влияния на книжную справу при патриархе Иосифе не имели, что двоеперстие является не искажением и порчею древнего обряда русским невежеством, а есть настоящий древний православный обряд, перешедший к нам от православных греков, у которых он ранее употреблялся, произвело очень сильное впечатление на тогдашних наших полемистов с расколом. В том же 1887 году, когда мною начато было печатание своего исследования, проф. , в издаваемом им журнале Братское Слово, выступил против меня с целым рядом статей, в которых особенно усиливался показать, что мой взгляд на перстосложение для крестного знамения неправилен, так как совпадает со взглядами старообрядцев, и по самому существу не есть взгляд православный, а старообрядческий, и что будто бы к защите собственно старообрядства направлено и все мое исследование. Мне пришлось отвечать на нападки г. Субботина (Прав. Обозр. за 1888 г.). Из моего ответа г. Субботин убедился, что научно-литературным путем подорвать правильность моих воззрений и доказать правоту свою – дело едва-ли возможное. Тогда он прибегнул к другому способу, чтобы заставить меня замолчать окончательно. Человек, близко знакомый тогдашнему обер-прокурору Св. Синода и его помощнику, он представил им начавшееся печатанием мое исследование как очень вредное для православной церкви, а мою личность как неудобную для профессуры в духовной академии. Выгнать меня из академии ему однако не удалось, но цензор журнала Православное Обозрение, свящ. Ив. Дм. Петропавловский, получил приказание от К. П. Победоносцева не допускать к дальнейшему печатанию моего исследования о патриархе Никоне, почему оно и было прекращено печатанием, остановившись только на времени патриарха Иосифа.

Между тем мои взгляды на старый обряд в последующее время не только не были кем-либо опровергнуты, но и получили полное подтверждение, как научно правильные. Известный историк русской церкви E. Е. Голубинский в 1892 г. издал особое исследование под заглавием: К нашей полемике с старообрядцами,в котором новыми данными, относящимися к вопросу о перстосложении и другим спорным обрядовым вопросам, вполне подтвердил научную верность моих взглядов на старый обряд. Теперь они приняты всеми в науке и уже не возбуждают никаких споров среди самих полемистов с старообрядцами и никто в них ничего вредного для церкви не находит.

Так как прошло уже более двадцати лет, когда остановлено было печатание моего исследования о патриархе Никоне, а в этот промежуток времени появились по данному вопросу и новые материалы, то естественно, что настоящее исследование представляет из себя не воспроизведение старого сочинения, а совершенно новую работу, написанную после повторного изучения всех относящихся к делу документов, причем некоторые факты и явления мною поняты и объяснены теперь значительно иначе, нежели как это было сделано ранее.

Задача настоящего исследования состоит в том, чтобы, с одной стороны, представить Никона как церковного реформатора, со всеми сопровождающими эту его деятельность обстоятельствами; с другой – показать те особые отношения Никона к светской государственной власти, в какие он, в своем лице, поставил патриаршую власть и какие потом он всячески старался обосновать и защитить, как законные, уже и после оставления им патриаршей кафедры. Решение первой задачи составляет содержание первого тома, решение второй задачи войдет в содержание второго тома.

Наши историки обыкновенно видят в Никоне единственного виновника произведенной при нем церковной реформы: он был ее инициатором, только ему она обязана своим проведением в жизнь, так что она – церковная реформа была исключительно делом одного Никона, она составляет главное дело его патриаршества, его главную заслугу пред церковью. Мною высказывается и выясняется на это дело совершенно другой взгляд, более согласный с историческою действительностью, именно: инициатива произвести церковную реформу, в смысле объединения наших церковных чинов, обрядов и богослужебных книг с тогдашними греческими, принадлежит не Никону, а царю Алексею Михайловичу и его духовнику – протопопу Стефану Вонифатьевичу. Они первые, еще до Никона, задумали произвести церковную реформу, ранее наметили ее общий характер и начали, до Никона, понемногу приводить ее в исполнение; они еще до Никона вызвали в Москву из Киева знающих греческий язык книжных справщиков, с помощью которых еще до Никона уже начали исправлять наши книги с греческих и, что главное, они же создании и самого Никона, как реформатора-грекофила. Никон, сделавшись патриархом, только выполнял ту программу, какая ему дана была, конечно в самых общих чертах, царем и Стефаном Вонифатьевичем. Правда, что в самое выполнение программы царь активно не вмешивался, предоставив в этом деле Никону полную свободу, почему практическое проведение реформы в жизнь, в том или другом виде, зависело уже исключительно от Никона, от его личных взглядов, понимания дела, его характера и такта. Сам Никон никогда не считал себя инициатором в деле книжных исправлений и никогда не считал книжные исправления первою и главною задачею своего патриаршества. Оставив патриаршую кафедру, он совсем перестал интересоваться своею церковною реформою и, в конце, даже отнесся резко отрицательно как к тем самым грекам, по указаниям которых он производил свои церковные реформы, так и к самым печатным греческим книгам, на основе которых главным образом и велись все книжные исправления во время его патриаршества.

Сам Никон главную задачу, смысл и, так сказать, душу своего патриаршества видел и поставлял вовсе не в книжных и обрядовых исправлениях, а в том, чтобы освободить церковь, в лице патриарха, от подавляющей ее всецелой зависимости от государства, чтобы сделать патриарха, как духовного главу церкви, не только независимым от государя, но и поставить его рядом с царем, как другого великого государя, подчинить его контролю, как блюстителю и охранителю вечных незыблемых божественных законов, не только церковную, но и всю государственную и общественную жизнь, поскольку последние должны быть проявлением всегда и для всех обязательных божественных заповедей и законов. Никон верил и учил, что священство выше царства, и всячески старался осуществить эту идею во время своего патриаршества практически, а после оставления патриаршей кафедры, горячо и усиленно старался защитить ее теоретически. Об этом я подробно буду говорить во втором томе моего исследования, который подготовляется к печати.

Кротким, благоразумным правлением отец Алексея Михайловича, Михаил Федорович , достиг той цели, для которой государственные чины призвали его на царство: прекратив все споры за московскую корону, примирив партии, враждовавшие внутри отечества, восстановив власть закона, он утвердил свою династию, так что, казалось, не было перерыва между поколением Ивана Калиты и домом Романовых. Главный вопрос был решен, но к началу царствования Алексея Михайловича многое оставалось еще неоконченным: продолжительные войны, истощив казну, вынудили правительство ввести разные налоги, обременительные для низших сословий, со всех произведений, сельских и городских, взимались тягостные пошлины в разных видах, установлены откупы, обогащавшие не столько казну, сколько людей частных высшего сословия. Вкрались, сверх того, многочисленные злоупотребления: люди знатные, пользуясь прежними неустройствами, закрепили за собой целые слободы и посады в городах, избавили их от общественных повинностей и дали им средства отбить промыслы у других городских обывателей. Значительные поместья перешли, вопреки постановлениям прежних государей, в ведение монастырей и, подобно отчинам боярским, пользовались многими выгодами, которых не имели земли государственные. При многочисленных изъятиях, при разных льготах, дарованных частным лицам и обществам, не было равенства ни в платеже податей, ни в суде и расправе. Купечество в первые годы Алексея Михайловича роптало явно на гостей иноземных, присвоивших исключительное право беспошлинной торговли и захвативших в свои руки всю внутреннюю промышленность. В кругу людей знатных наконец обнаруживался дух вражды по расчетам местничества. Одним словом, хотя прежние партии замолкли, дух мятежа исчез и все сословия изъявляли беспредельную преданность к дому Романовых, но по стечению обстоятельств внутри государства господствовало общее неудовольствие.

Там Никон единственно по внушению оскорбленного самолюбия говорил смело про двор, про царицу. Этого мало: в пылу негодования он написал оскорбительное для самого Алексея Михайловича письмо к греческим первосвятителям. Дерзкие речи его были доведены до сведения царя; письмо перехвачено. Многочисленные враги Никона, светские и духовные, спешили очернить его. Патриарх легко мог бы возвратить утраченную милость доброго государя, если бы изъявил смирение. Вместо того он стал действовать еще высокомернее, торжественно проклинал врагов и, самовольно явившись в Москве, невзирая на прежнее отречение от патриаршего престола, спорами с сановниками царя Алексея в Успенском храме произвел столь сильное впечатление в народе, что надлежало опасаться серьезных беспорядков, обыкновенных в тогдашнее время. Уже возникала соблазнительная распря о пределах власти царской и патриаршей. Алексей Михайлович постиг всю опасность и спешил подавил зло в самом начале – он просил вселенских патриархов рассудить его с Никоном. Первосвятители Александрийский и Антиохийский прибыли в Москву, нарядили суд и на торжественном соборе (1666–1667) из светских и духовных чинов признали Никона виновным в оскорблении царской особы, в излишнем властолюбии, в непристойных поступках: он был лишен сана и сослан в Белозерский Ферапонтов монастырь в звании монаха. (После кончины Алексея Михайловича Никон был переведен в Кириллов монастырь, откуда новый царь Федор Алексеевич дозволил ему возвратиться в Воскресенский. Никон умер на дороге туда, в Ярославле, в 1681 году.) Неблагоразумные поступки Никона озаботили Алексея Михайловича на целых три года, и именно в то время, когда внешняя политика требовала всего внимания государя. Обязанный успехами первой войны с Польшей личному предводительству, устранявшему все споры о местничестве, царь Алексей теперь не решался отлучаться из Москвы и вести войска свои к победам.

Андрусовский договор 1667

Занятые внутренними неустройствами, русские и поляки вели войну слабо и неоднократно предлагали мир. Переговоры тянулись целых три года и, вероятно, при неуступчивости обеих сторон продлились бы еще несколько лет, если бы вмешательство Турции в дела Малороссии не ускорило развязки. Поводом к тому было безрассудное честолюбие правобережного гетмана Дорошенко. С 1665 года Малороссия разделялась Днепром на две половины: левая сторона, признавая гетмана Брюховецкого, была в подданстве России; правая, избрав вождем Чигиринского казака Петра Дорошенко, находилась в зависимости от Польши. Оба гетмана, по обыкновению, питали непримиримую ненависть и старались вытеснить друг друга. Брюховецкий, в надежде удержаться помощью России, ублажал московский двор, принял сан боярина, женился на дочери Шереметева, допустил наместникам Алексея Михайловича наложить поголовную подать на казаков. Дорошенко стремился к иной цели другими путями: решительнее всех предшественников считая возможным самобытное существование Малороссии в виде отдельного государства, неподвластного ни Польше, ни царю Алексею, по примеру Молдавии и Трансильвании, он успел взволновать казаков мечтой о полной независимости. Мужество в боях, пылкий нрав, увлекательный дар слова, порывы к необузданной воле, все согласовалось с тогдашним расположением умов, и казаки привыкли смотреть на Дорошенко как на второго Богдана Хмельницкого. Вооружая против себя и Россию и Польшу, для вернейшего успеха он обратился с просьбой к султану принять Малороссию в покровительство Порты. Султан, занятый войной в Кандии, не хотел развлекать своих сил, однако же обещал прислать войско. Переговоры Дорошенко не могли укрыться ни от московского двора, ни от варшавского. Предугадывая грозу и не видя надежды удержать Малороссию, Казимир спешил примириться с Алексеем Михайловичем. Договор был заключен (1667) в Андрусове на следующих условиях: 1) прекратить неприязненные действия на 13 лет 6 месяцев, между тем условиться о вечном мире; 2) Смоленску и Северскому княжеству остаться за Россией; 3) Полоцк, Витебск и города южной Лифляндии, занятые русскими войсками, возвратить Польше; 4) Малороссию разделить на две половины: полкам на левой стороне Днепра быть под властью Алексея Михайловича, на правой в зависимости от Польши; 5) Киев возвратить Польше через два года; 6) запорожцам состоять под покровительством обеих держав с обязанностью оберегать пределы их от татар и турок.

Андрусовский договор , избавив Россию от тягостной войны с Польшей и доставив ей значительные выгоды, из которых главнейшей было расширение пределов ее по самый Днепр, не успокоил Малороссии. Казаки с горестью услышали, что государь отказался от Заднепровской Украины, что самый Киев должен быть возвращен полякам. (Неточное исполнение поляками Андрусовского договора побудило Алексея Михайловича удержать Киев. Варшавский двор, после многократных домогательств, отказался от него в 1686 году.) Более всего не нравились условия договора честолюбивому Дорошенку и митрополиту Иосифу Тукальскому: первый помышлял о господстве над всей Малороссией; второй опасался прежнего гонения православной церкви униатами. Ропот распространился и по Русской Украине, где носилась молва, поддерживаемая Нежинским епископом Мефодием, что двор Алексея Михайловича ведет переговоры с варшавским об уступке Польше всей Малороссии. Дорошенко восстал явно против условий Андрусовского договора, объявил Казимиру, что ни он, ни казаки не хотят слышать о повиновении Польше, что полякам не владеть Киевом, и предложил царю Алексею принять его в подданство со всей Малороссией, как было при Хмельницком. Алексей Михайлович советовал ему смириться. Дорошенко восстал и на Россию как союзницу ненавистной Польши, склонил на свою сторону Брюховецкого надеждою турецкого покровительства и коварным обещанием признать его гетманом всей Малороссии. Брюховецкий рад был случаю избавиться от русских воевод, которых Алексей Михайлович назначил наместниками в малороссийские города, произвел всеобщий мятеж в подвластной ему Украине и спешил встретить, как друга, хитрого Дорошенка, который велел его схватить и предать в жертву разъяренной черни, а сам провозгласил себя гетманом всей Малороссии, независимым от Польши и России.

Восстание Разина

Никогда не было в Малороссии столь ужасного волнения. Оно отозвалось на Дону и по Волге. Буйные головы запорожские, вероятно, подстрекаемые Дорошенко, с намерением развлечь наши силы пробрались на Дон, возмутили там целые станицы, которые правительство Алексея Михайловича старалось унять от грабежей, провозгласили атаманом удалого казака донского Степана Разина и бросились к берегам Волги, где этот злодей за несколько лет перед тем испытал удачу разбоя. В 1668 году Разин ограбил окрестности Астрахани и, разорив несколько городов персидских при Каспийском море, едва не вооружил на Россию шаха, но потом получил прощение. Предводительствуя сильным скопищем, Разин взял приступом Царицын и Астрахань, распустил молву, что защиты его ищет мнимый сын Алексея Михайловича, царевич Алексей, с патриархом Никоном, что он идет освободить крестьян от помещиков, и взволновал все Приволжье. Саратов сдался мятежнику, который с 200 000 шел уже к Нижнему Новгороду, ознаменовав свой путь неописуемыми злодействами. В Астрахани от руки воровских казаков соратника Стеньки, Василия Уса , погиб смертью мученика митрополит Иосиф.

Волнение южных и восточных пределов могло быть для России и Алексея Михайловича тем опаснее, что султан турецкий уже собирал войска для поддержания Дорошенка. Благоразумные меры правительства прекратили неустройства прежде, чем турки появились в Малороссии. Спокойствие в Украине было восстановлено без труда: государь уверил обитателей ее, что он не предаст их полякам. Дорошенко же союзом с неверными возбудил против себя негодование и должен был удалиться за Днепр; казаки охотно согласились признать гетманом полковника Многогрешного, усердно преданного престолу. Долее упорствовали сообщники Разина, но мужественная оборона Симбирска боярином Шереметевым остановила распространение мятежа по Волге, а деятельность других воевод Алексея Михайловича, разбивавших отряды Разина по частям, в особенности боярина Милославского, овладевшего Астраханью, так ослабила злодея, что он был выдан правительству и получил достойную казнь. Строгость наказания усмирила Дон и Приволжье.

Борьба с турками

Между тем гроза, которую и царь Алексей, и Польша равно старались отклонить, разразилась в Заднепровской Украине, не коснувшись наших пределов. Ненависть обитателей ее к польскому владычеству обнаружилась с такой силой, что, утратив надежду на присоединение к России, они решились признать покровителем своим лучше турецкого султана, чем польского короля, и охотно стекались под знамена Дорошенка, видя в нем единственного избавителя от ненавистного ига. Магомет IV спешил воспользоваться столь благоприятными обстоятельствами в надежде утвердить свою власть не только в Малороссии, но и в Польше, где царствовала всеобщая анархия, по случаю отречения Казимира от престола. Многочисленное войско турецкое под личным предводительством султана со всей крымской ордой вступило в польские пределы. Падение Каменца Подольского, осада Львова и опустошение многих городов до того устрашили преемника Казимира Михаила Вишневецкого, что, опасаясь потерять все королевство, он предложил султану мир и согласился на весьма тягостные условия: договором в Бучаче король обязался платить туркам ежегодно дань и уступить им Малороссию. Правда, варшавский сейм, по удалении Магомета, считавшего войну конченной, не подтвердил Бучачского договора, и польский полководец Ян Собесский, возобновив войну, разбил неприятелей под Хотином. Но полякам не удалось вытеснить турок из занятых ими городов в Польской Украине. Началась жестокая борьба.

Заднепровская Малороссия, осыпанная пеплом городов, облитая кровью несчастного народа, неоднократно обращалась к царю Алексею Михайловичу с убедительной просьбой спасти ее от турок и поляков. Государь, уже недовольный Польшей за неоднократное нарушение Андрусовского договора, за явную неприязнь, за упорное уклонение от вечного мира, вознегодовал на нее еще более после того, как слабое правительство ее, постоянно утесняя казаков, допустило туркам вмешаться в дела Малороссии. Очевидно было, что султан, овладев Польской Украиной, не оставит в покое и Русской. Безопасность государства обязывала Алексея Михайловича принять участие в стране, которая так усердно желала быть ему подвластной и которую польский король так равнодушно предал в добычу туркам. В 1674 году царь Алексей объявил заднепровским казакам, что он согласен принять их в подданство. Все десять полков, находившихся за Днепром, с радостью присягнули ему, оставили Дорошенка и признали гетманом всей Малороссии Самойловича.

Утверждая свою власть за Днепром, Алексей Михайлович предвидел, что ни король, ни султан, не оставят его спокойным обладателем. Он не страшился войны с обоими совместниками и ревностно готовил свои меры. Но смерть пресекла его жизнь в то самое время, когда надлежало решить и участь Малороссии и запутанные отношения России к Польше и Турции.

Патриарх Никон

Распространение царского покровительства на Украину и последовавшие за этим войны с Польшей и Швецией потребовали огромных жертв со стороны русского правительства и народа. Хотя политические результаты оказались значительно меньшими, нежели первоначально ожидалось, и одна лишь часть Украины была освобождена от польского контроля, достижения в их исторической перспективе имели очень большое значение.

В тот период не менее важными были события в русской интеллектуальной и культурной истории.

Болезненно разрастался религиозный кризис, у которого было два аспекта: схизма внутри русской церкви и конфликт между церковью и государством. Одним из главных действующих лиц в этой трагедии был патриарх Никон.

Эта энергичная личность была наделена большой физической силой и выдающейся духовной властью. Он был высоким и крепким, красивым, с выразительными глазами. Став патриархом, о обычно надевал самые тяжелые церемониальные облачения для церковных служб и был в состоянии выносить их тяжесть на протяжении целых часов во время церковных процессии.

С точки духовной зрения, Никон обладал неутомимым и живым умом. Его религиозные убеждения были искренними, страстными цельными. В ранние годы его монашеской карьеры он тренировал себя суровыми аскетическими упражнениями. Он любовно заботился о красоте церковных служб и церковного пения, был великим строителем церквей и монастырей. Когда Никон стал патриархом, он построил новый, роскошный патриарший дворец, чтобы повысить престиж своего сана.

Из‑за активности своей натуры Никон всегда был занят новыми планами и предприятиями. Предъявляя большие требования к себе, он требовал многого и от других. Когда на его требования отвечали расхлябанностью или противостоянием, то мог быть грубым и властным. Все это вызывало сильное негодование, и постепенно его деспотической личности стало оказывать сопротивление так много мирян священнослужителей, что в конечном итоге привело его падению.

Будущий патриарх родился в крестьянской семье в деревне Вельдеманово под Нижним Новгородом 24 мая 1605 г. и был окрещен именем Никита. Когда ему было двадцать лет, он женился и вскоре после этого был рукоположен в священники. В этом качестве он получил приход в богатой деревне Лысково и стал преуспевающим пастырем. Вскоре ему предложили приход в Москве, где он пробыл десять лет. Затем семью Никона постиг страшный удар – внезапно умерли трое его сыновей. После этого Никон и его жена решили принять монашеский постриг.

Жена Никиты стала монахиней в одном из московских монастырей. Никита направился на Соловки, был пострижен там в монахи под именем Никон, и в 1634 г. выбрал себе для обитания Анзерский скит, известный своим суровым аскетическим режимом.

Он провел там в одиночестве несколько лет. Обычно отшельники сходились вместе только по субботам и воскресеньям. Никон проводил время в молитвах и чтении трудов отцов церкви (все, что было доступно в переводе на славянский язык) и других религиозных книг. Особенно впечатлили его писания Иоанна Хризостома. Он положил себе за правило ежедневно перечитывать весь Псалтирь и совершать тысячу коленопреклонений. В результате молитвенной экзальтации и аскетических упражнений у него появились видения.

В конце 1641 г., имея некоторые разногласия с анзерским настоятелем, Никон направился в маленький скит – Кожеозеро, расположенный на реке Коже в районе Каргополя.. Сначала Никон продолжил свой уединенный образ жизни, но в 1643 г. умер настоятель Кожеозера, и монахи избрали Никона его преемником. Ему нужно было поехать в Новгород для официального введения в должность. Никон оказался деятельным руководителем. При его правлении число монахов значительно увеличилось. Еще до его избрания настоятелем Кожеозерский монастырь получил влиятельного покровителя из Москвы – думского дьяка Григория Львова, чей брат привял монашеский постриг в Кожеозере. При Никоне княгиня Куракина подарила монастырю серебряный крест. Царь Михаил послал в качестве своих даров список Псалтыря, 10 рублей деньгами и грамоту, дарующую Кожеозеру земли и рыболовные места.

В1646 г. обязанности Никона, как настоятеля, потребовали от него поездки в Москву. Как было положено, он нанес визит исповеднику юного царя Алексея протопопу Стефану Вонифатьеву, который после этого представил Никона царю. Как на царя, так и на его исповедника личность Кожеозерского настоятеля произвела благоприятное впечатление. Случилось так, что в то время было вакантным место архимандрита Ново‑Спасского монастыря в Москве и Никона избрали новым архимандритом.

Что касается Никона, то его привлекали личности как Стефана, так и царя Алексея. Он уважал религиозность протопопа и его добросовестные усилия, направленные на то, чтобы поднять интеллектуальный и духовный уровень духовенства и всех верующих. Через Стефана Никон стал участником движения ревнителей.

Никон стал также близким другом царя. В какой‑то степени это было связано с тем, что Ново‑Спасский монастырь обеспечивая постоянным доходом со стороны рода Романовых и служил их семейным местом захоронения. Таким образом, архимандрит оказывался в тесной связи с царским двором. Царь, как это было заведено, часто посещал монастырь, и он определил Никона для проведения утренних служб каждую пятницу в дворцовой часовне.

Дружба между Алексеем и Никоном крепла все сильнее, а вместе с ней возрастало и влияние Никона на царя. Когда они встретились первый раз в 1646 г., Никону был сорок один год (род. в 1605 г., а Алексею всего семнадцать (род. в 1629). Юный царь нуждался не только в друге, но и в наставнике. На протяжении первых трех лет его царствования его прежний наставник – боярин Морозов – фактически руководил правительством и администрацией, но московские бунты 1648 г. привели к его падению.

Государственные обязанности Морозова перешли в руки, бояр, но царь нуждался, кроме этого, в личном советнике, которому он мог бы доверять абсолютно. Вполне естественно, что Никон «мой особый (собинный) друг», как обычно называл его Алексей, стал именно таким советником. Хотя поначалу Никон не вмешивался в государственные дела и не был согласен с определенными статьями в новом своде законов 1649 г. (который, тем не менее, он подписал), он мог в своих частных беседах с царем выражать свое мнение по поводу как государственных, так и церковных дел, а также о деталях;

управления. Но что важнее всего, Никон привлек внимание молодого, царя к своим идеям по поводу должного взаимоотношения между церковью и государством и к настойчивому требованию того, чтобы церковь была свободной от всяких нарушений со стороны государственной администрации. Аргументация Никона произвела сильное впечатление на царя.

В 1649 г. – том самом году, когда был опубликован новый свод законов – освободилась кафедра митрополита в Новгороде. По совету Стефана Вонифатьева царь с радостью поддержал кандидатуру Никона. Новгородская епархия включала в себя всю северную часть России, и митрополит занимал одну из самых высоких позиций в московской церковной иерархии. Перед тем, как принять назначение, Никон попросил царя освободить эту епархию от действия предписаний нового свода законов, который подчинял население церковных и монастырских земель вновь созданному Монастырскому приказу, а духовенство – светским судам. Царь даровал такое освобождение, и Никон вступил в должность.

Во время новгородского восстания 1650 г. и паники местных должностных лиц Никону ничего не оставалось, кроме как вмешаться в ход событий. Его смелые действия во многом способствовали восстановлению порядка, и это сильно подняло его престиж в Москве. Инициатива Никона по канонизации митрополита Филиппа демонстрировала масштаб его влияния на царя Алексея.

Представляется вполне вероятным, что после новгородских событий Алексей стал считать Никона естественным кандидатом на патриарший престол, когда тот освободится, а этот момент приближался ввиду преклонного возраста и слабого здоровья патриарха Иосифа.

Формулировки в царском письме к Никону, написанном после смерти Иосифа, ясно показывают, что Никон выдвигался кандидатом на его место.

К тому времени, когда Никон стал митрополитом Новгородским, у него уже сформировалась система идей, касающихся обязанностей патриарха, а также по поводу истинных взаимоотношений между патриархом и царем, или, в более широком смысле, между церковью и государством.

В принципе, он был согласен с византийской доктриной «симфонии» двух сфер – духовной и светской. Он был знаком с формулировкой этих принципов в славянских переводах отрывков из Шестой Новеллы императора Юстиниана I (XI в.) и из «Эпанагога» (IХв.).

Когда Никон стал патриархом, ученый киевский монах Епифаний Славинецкий привлек его внимание к собранию византийских законов, подготовленных немецким ученым Леунклавиусом (Лёвен‑клау) и опубликованному в 1567 г., в которое были включены первые девять и одиннадцатая «главы» «Эпанагога». По просьбе Никона Епифаний сделал новый перевод глав о единстве власти царя (басилевса) и патриарха.

Живой пример «богоизбранной диады» царя и патриарха, который, по всей вероятности, произвел сильное впечатление на Никона, существовал в Московии во времена патриаршества Филарета. В силу того, что Филарет являлся также и отцом Михаила, он стал лидером в этой диаде и фактически руководил как государственными делами, так и церковной администрацией. Будучи приходским священником в Москве в последние годы патриаршества Филарета, Никон, по всей вероятности, был хорошо знаком с его правлением.

В вопросах, касающихся внутренней жизни московской церкви и предполагающихся реформ в ее деятельности, Никон сначала полностью поддерживал программу, выдвинутую окружением Стефана Вонифатьева – ревнителями. В тот период, когда он служил архимандритом Ново‑Спасского монастыря, Никон был согласен с ревнителями, что любые перемены в ритуале и любые изменения в церковных книгах, необходимые из‑за разногласий между западнорусской и греческой практикой, следует осуществлять с осторожностью. Для ревнителей основы московской церкви и религиозного сознания были верными и прочными. Как и они, Никон сначала испытывал подозрения по отношению к чистоте греческого православия.

После 1649 г. с Никоном случилась большая психологическая перемена в отношении к этому вопросу. Причиной этому были мощное воздействие на него бесед с Иерусалимским патриархом Паисием и политические и церковные события на Украине и Ближнем Востоке. Традиционная точка зрения московских церковных лидеров, которые считали, что Россия является единственным хранителем истинного православия, внезапно показалась Никону слишком узкой. Он стал стремиться к экуменическому расширению христианской церкви (экуменическую – с точки зрения православного христианства).

По словам митрополита Антония Храловицкого, Никон поставил себе задачей «одержать победу над провинциализмом русской церкви» и достичь благодаря этому единства всего христианского мира.

Когда в 1589 г. было организовано московское патриаршество, четверо восточных (греческих) патриарха предоставили пятое, или последнее, место среди православных патриархов Иову, первому русскому иерарху, занявшему патриарший престол в Москве, несмотря на то, что московиты требовали третьего места. Никон не намеревался повторять эти требования «де юре», но он хотел активизировать экуменическую роль московского патриарха и повысить «де факто» его влияние и престиж в православном мире.

Именно учитывая такую идеологическую подоснову, следует подходить к решению Никона о полном пересмотре всего московского традиционного церковного ритуала и безотлагательной корректировке московских церковных книг в соответствии с греческими образцами. В сознании Никона подобные реформы были срочно необходимы, для того, чтобы уничтожить какие бы то ни было препятствия на пути к православному единству. Именно ввиду экуменических соображений Никон, став патриархом, действовал страстно, быстро и нетерпеливо, вводя изменения в русский церковный ритуал.

Выбор Никона Патриархом и его политика на престоле

Когда смерть Иосифа 15 апреля 1652 г. оставила московский патриарший престол вакантным, как царь, так и ревнители захотели, чтобы новый патриарх был выбран безотлагательно. Царский выбор пал на Никона, который в то время был на Соловках, выполняя миссию по канонизации митрополита Филиппа. Кандидатом ревнителей был Стефан Вонифатьев. Они представили на рассмотрение царю и царице петицию с рекомендациями в адрес Стефана. Среди тех, кто подписал эту петицию, были митрополит казанский Корнилий и протопоп Аввакум, которого изгнали из Юрьевца в мае 1652 г. по инициативе группы его противников, включающей и священников, раздраженных суровостью его обличении, направленных против моральной распущенности и пьянства. Аввакум прибыл в Москву около 7 июня. Петиция в поддержку Стефана, по всей видимости, была представлена на рассмотрение парю вскоре после этого.

Прежде, чем царь нашел время, чтобы отреагировать на петицию, Стефан Вонифатьев заявил, что он не примет это предложение. Каковы были его мотивы? Стефан был глубоко религиозным человеком с сильными моральными принципами. Традиции православной церкви требовали, чтобы епископ, а тем более – патриарх, были монахами. Стефан был протопопом; он принадлежал к так называемому «белому духовенству». Чтобы принять предложение о патриаршем престоле, предполагалось, что он должен вступить в монашество, сразу же быть назначенным архимандритом, а затем епископом, что являлось бы последним шагом перед патриаршим саном. Подобий взлет по иерархической лестнице, мотивированный не внутренними религиозными побуждениями, а соображениями быстрого получения должности, по всей видимости, противоречил духовным и моральным принципам Стефана.

Помимо этого, Стефан считал, что Никон лучше подходит для патриаршего престола, нежели он сам. На основании действий Никона в Новгороде, Стефан имел высокое мнение о нем, как об энергичном и деятельном администраторе. Никон был членом круга ревнителей. О том, что он намеревался внедрить крутые реформ русский церковный ритуал с целью привести его в полное соответствие с греческим, по всей вероятности, Стефану известно не было. В связи с этим он убедил ведущих ревнителей направить царю новую петицию, на сей раз рекомендуя Никона на патриарший престол. Стефан, конечно же, подписал эту петицию, но царя не надо было убеждать, поскольку Никон был кандидатом, которому он отдавал предпочтение.

Никон возвратился из Соловков с мощами Филиппа 6 июля 1652 г. Три дня спустя состоялось торжественное представление мощей. Никон совершал богослужения на всех процессиях и церковных службах в окружении огромных толп москвичей. Все говорили о нем, как о будущем патриархе.

Но когда ему официально предложили сан патриарха, Никон отказался от него. Оппоненты и враги Никона в то время, так же как и многие современные историки, углядели в этом отказе умный ход честолюбивого политика, предпринятый для того, чтобы поднять себе цену.

Причина была не столь проста. Для Никона патриарший престол был не только высоким положением в обществе. Не была причиной и привлекательность патриаршей должности, связанная с внешней роскошью, хотя Никон и любил роскошь. Для Никона эта должно прежде всего, являлась средством установления должных взаимоотношений между церковью и государством, обеспечения прав церкви, как священного института, учрежденного Богом и защиты независимости этого института от покушений на его права со стороны государства.

Патриаршеская должность, в чем Никон был убежден, в духовном отношении была выше царской, поскольку патриарх имел под своим попечением божественные аспекты человеческого общества, а царь – земные. Вместе патриарх и царь составляли богоизбранную диаду. Никон чувствовал, что не может принять эту должность до той поры, пока взгляды на взаимоотношения между церковью и государством и на характер власти патриарха, в соответствии с этими взглядами, не будут поддержаны царем.

Никой питал надежды, что Алексей Михайлович лично дарует ему такую власть. Но он прекрасно понимал, что бояре, особенно законодатель князь Одоевский и его сторонники, будут резко возражать против дарования ему каких‑либо привилегий сверх тех, что были у его предшественника. Поэтому Никон хотел, чтобы его власть была утверждена не только царем, но и боярами, так же как и «Всей Землей».

22 июля 1652 г. в Успенском соборе собрание епископов объявило кандидатуру Никона на должность патриарха. В соборе собрались царь, бояре и прочая знать. После этого Никон обратился к ним со следующими словами:

«Вызнаете, что мы [русские] приняли Евангелие, апостольские каноны, правила святых отцов и гражданские законы православной Греции [...] И все же на деле мы не следуем ни поучениям апостолов и отцов, ни законам благочестивых императоров [...] Если вы хотите, чтобы я был вашим патриархом, дайте мне ваше слово и клятву в этом соборе перед нашим Господом и Спасителем, его святой матерью, ангелами и святыми соблюдать Евангелие, каноны и законы. Если вы согласны слушаться меня как вашего пастыря и отца во всех моих наставлениях, касающихся догмы [церкви], учения и морали, то я не откажусь от верховной власти».

Царь, бояре и все собравшиеся поклялись тогда на Евангелии быть покорными Никону в вопросах вероучения, как он того и требовал. Никон согласился принять патриаршую должность и был торжественно возведен в этот сан митрополитом Корнилием тремя днями позже.

После того, как он потребовал (и получил) клятву послушания себе как духовному отцу, со стороны царя, бояр и народа, Никон ожидал, что они будут честно держать ее. Со своей стороны, он предполагал выполнять свои обязанности столь добросовестно, сколь это возможно.

Никон считал должность патриарха священной и необходимой в каждом истинно христианском государстве, в основе которого лежит идея «симфонии» церкви и государства. Отношение к патриарху как всего лишь к декоративному персонажу в дворцовой церемонии или к патриаршей должности как только лишь к помпезному и доходному положению представлялось ему святотатственным.

Никон хотел убедиться, что царь и бояре позволят ему выполнять обязанности патриарха во всей полноте и что сам он проявит себя достойным патриархом. Поэтому он решил для себя, не заявляя об этом публично, оставаться в должности на протяжении всего трех лет, и в течение этого периода можно будет выяснить, будут ли царь и бояре держать данную клятву, и сможет ли он сам исполнять обязанности патриарха так, как он понимал их.

Никон раскрыл свой план только одному царю , который в то время не разгласил его никому. Он безоговорочно доверял Никону, и сам предполагал сдерживать свою клятву.

Чтобы укрепить материальную базу патриаршества, Никон попросил Алексея возобновить грамоту о неприкосновенности патриаршей области, которая была дарована Михаилом своему отцу – патриарху Филарету в 1625 г. и отменена после смерти Филарета. Огромная патриаршая область, таким образом, стала в очередной раз чем‑то вроде церковного государства внутри светского.

Вполне вероятно в связи с этим, что Никон добавил славянский перевод неподлинной Donatio Constantini к «Кормчей книге» (1653 г.). Эта грамота, якобы выданная Константином Великим папе Римскому Сильвестру, даровала последнему неотчуждаемые права на всю папскую область. В 1551 г. при митрополите Макарии краткое изложение Donatio было включено в «Стоглав» (глава 60). К тому времени уже давно было установлено гуманистом Лоренцо Валлой, что эта грамота является подделкой, но Макарий об этом не слышал. В конце XVI в. и в начале XVII в. многие западнорусские ученые отрицали аутентичность грамоты. Никон не знал их аргументов или, возможно, не придавал им значения. Следует сказать, что западные римско‑католические ученые пытались защитить подлинность Donatio не только во времена Никона, но даже в XVIII в.

Никон всегда выступал против определенных положений свода законов 1649 г., которые он считал не каноничным вмешательством в права церкви со стороны государства, и ему удалось, после того как он стал митрополитом Новгородским, обеспечить для новгородской епархии освобождение от выполнения этих положений. Теперь царь согласился не применять этих положений свода по отношению к патриаршей области.

Подготовив почву для независимого ведения своей политики. Никон начал действовать быстро и с неукротимой энергией. Его первые шаги согласовывались с программой ревнителей, ряд которых он назначил на влиятельные церковные посты. Казанский монах Макарий – казначей митрополита Корнилия – был рукоположен в митрополиты Новгородские. Близкий друг Ивана Неронова – Павел – получил коломенскую епископию.

Когда Никон был митрополитом Новгородским, он вводил меры для борьбы с пьянством в Новгородской епархии. Будучи патриархом, он попытался совладать с алкоголизмом во всей Московии. Случилось так, что московское правительство, по совету братьев де Грон, пришло к пониманию финансовых выгод экспорта зерна. Уменьшение дохода от продажи алкоголя могло быть уравновешено доходом от экспорта зерна. Зерно, которое раньше использовали для изготовления водки, могло найти себе теперь иное применение, будучи пущено на новый рынок.

По инициативе Никона и при поддержке царя Боярская Дума выпустила новые правила 11 августа 1652 г., которые ограничивали продажу алкоголя, начиная с 1 сентября. В каждом городе разрешалось иметь всего одну лавку по продаже спиртных напитков; каждый покупатель имел право купить всего одну бутылку; распивочная продажа была запрещена; винные лавки должны быть закрыты во время великого поста, во все остальные посты, а также по воскресеньям; запрещалось отдавать на откуп торговлю алкоголем. (Эти постановления оставались в силе вплоть до 1663 г.)

Никон также следовал программе ревнителей, вводя новые препятствия для проживания некрещеных иностранцев (тех людей с запада в Московии, которые отказывались обращаться в православную веру). По требованию Никона царь выпустил указ, согласно которому все некрещеные иностранцы должны были освободить свои дома в Москве и выехать из города. Им давалась земля на реке Яузе, около километра к востоку от Земляного вала – наружного крепостного сооружения Москвы.

Эти меры испугали иностранцев. Довольно много западных людей, включая полковника Лесли и его семью, обратились в православие. Большинству же пришлось переезжать на новое место жительства, которое стало называться Немецкой слободой.

Ближайшая цель ревнителей была достигнута: у иностранцев больше не было возможности смешиваться с московитами в ежедневной жизни. Но конечным результатом этой меры, которого не смогли предвидеть ревнители, явилось возникновение в предместьях Москвы чисто западной общины, которая вскоре стала чем‑то вроде выставочного зала западной цивилизации в самом сердце Московии. В такой ситуации воздействие западного образа мысли и западного образа жизни на московитов стало еще более сильным, чем раньше.

Затем Никон обратил свое внимание на влияние Запада на светское церковное искусство. К середине XVII в. все больше и больше московитов начало знакомиться и ценить западную живопись, архитектуру и музыку. Западные картины, гравюры и иллюстрированные книги находили своих поклонников среди элиты московского общества. Большое количество произведений искусства проникало в Москву из Польши и Германии через западную Россию. Некоторые русские художники, особенно псковские и новгородские, начали применять принципы западного искусства в своих работах.

Пока новые художественные влияния воздействовали только на светское искусство, церковь не возражала, во всяком случае – официально. Но ситуация изменилась, когда новые приемы стали применяться в иконописи. Совсем немногим боярам и придворным нравился современный стиль иконописи в России. Некоторые бояре начали ввозить религиозные картины с запада, и после того, как их освящал священник, поклонялись им как иконам.

Ревнители, как легко догадаться, были возмущены подобной практикой. Никон также протестовал против французских икон, и когда увещевания оказались бесполезными, он решил принять крутые меры. В 1654 г. и в начале 1655 г. он давал указания своим доверенным лицам обойти бояр и прочих видных московитов, известных своей про‑западной ориентацией, чтобы обнаружить те места, где есть французские иконы и конфисковать их по приказу Никона.

Затем Никон решил устроить публичное сожжение. У него было большое количество конфискованных икон, привезенных в Успенский собор в 1655 г. После воскресной службы Никон стал показывать собранию духовенства «неправильные» иконы одну за одной, объявляя, из чьих домов они были конфискованы, чтобы осрамить их владельцев. Патриарх Макарий из Антиохии, который отправлял церковную службу вместе с Никоном, подтвердил неправедность этих икон. Поддержанный авторитетом Макария, Никон стал яростно швырять каждую икону на пол, а потом приказал служкам подобрать обломки и сжечь их. В этот момент вмешался присутствовавший на службе царь Алексей: «Нет, отец, не сжигай их, пускай они будут похоронены». На это Никон согласился.

Ревнители были довольны деятельностью Никона, но их отношение к нему переменилось, когда он начал реализацию экуменических аспектов своего плана.

Это означало эллинизацию московского церковного ритуала, уничтожение традиционных московских особых черт и пересмотр в соответствии с этим требников и прочих церковных книг. Никон не счел необходимым обсуждать предполагаемые реформы с ревнителями, так как это вызвало бы отсрочку ее проведения, поскольку некоторые из них, несомненно, стали бы противостоять резким переменам. А их торжественная клятва ему, как патриарху, давала возможность действовать в таких случаях по собственной воле.

Никон выбрал себе для помощи в пересмотре ритуала и переиздании церковных учебников двух немосковских ученых – грека Арсения и киевлянина Епифания Славинецкого.

Арсений был привезена Москвув январе 1649 г. патриархом Иерусалимским Паисием, который рекомендовал его царю Алексею. Некоторое время спустя Паисий получил конфиденциальные сведения касательно Арсения, на основании которых изменил мнение, и подъезжая к московитской границе на обратном пути на Ближний Восток, отправил из Путивля 1 июля царю обличительное письмо.

Было известно – к чести Арсения, – что он получил блестящее образование в Италии: на протяжении пяти лет изучал философию и историю в Риме и три года – медицину в Падуе. Но согласно новым сведениям, которые получил Паисий, Арсений, во время его пребывания в Италии, втайне был обращен в римское католичество. Через некоторое время он возвратился в Константинополь, где принял монашеский постриг. Однако вскоре его арестовали турки по подозрению в шпионаже в пользу Венеции. Под пыткой он согласился принять ислам и подвергся обрезанию. После этого турки освободили его и позволили пойти на службу господарям Валахии и Молдавии православным монахом. Патриарх предупреждал царя, что Арсений способен на любое преступление.

Как только письмо Паисия было получено в Москве, Арсения арестовали, подвергли допросу и он рассказал властям всю свою историю. Его отправили в Соловецкий монастырь для покаяния. Там он демонстрировал свою почтительность к охранникам и воспользовался возможностью выучить церковнославянский и русский языки.

Поскольку соловецкие власти хвалили Арсения за хорошее поведение, Никон вызвал его в Москву в качестве советника по пересмотру церковных книг. Учитывая его прошлое и опасаясь общественного мнения, Никон сначала не дал Арсению официальной должности.

Для Никона было очень важно иметь человека, вызывавшего доверие, в Печатном дворе. Когда один из тамошних печатников – Мартемьянов – умер в июле (или августе) 1652 г., Никон назначил его преемником монаха Чудовского монастыря Евфимия, выдающегося ученика Епифания Славинецкого. По указанию Евфимия должны были составляться списки книг, печатающихся для Никона.

Новое издание псалтыри, дополненное образцами молитв, использовавшихся в церковных службах, было готово к печати 8 октября. Никон приказал исключить оттуда два пункта: один – о количестве коленопреклонений во время чтения молитвы Ефрему Сирину в великий пост; а другой – о способе соединения пальцев при совершении крестного знамения. Оба изменения были необходимы для того, чтобы уподобить русский церковный ритуал греческой практике.

Желание Никона ускорить этот процесс было мотивировано и политическими соображениями. Западнорусская православная церковь являлась епархией Константинопольского патриаршества. Никон хотел избегнуть различий между западнорусской и московской практикой, учитывая в будущем возможность объединения Украины с Москвой. Никон стремился к объединению и принимал участие в предварительных дискуссиях по этому поводу в Москве, а также в переговорах между эмиссарами гетмана Богдана Хмельницкого и московскими боярами.

Когда приказ Никона о том, чтобы убрать вышеназванные места из псалтыри, дошел до Печатного двора, то главный издатель – Иван Наседка (он принял монашество в 1651 г. и в то время именовался монахом Иосифом) – выразил яростный протест, вследствие чего был отправлен в отставку, или сам ушел с должности вместе с еще двумя издателями. Никон назначил Евфимия на место Наседки.

Урезанная псалтырь была опубликована 11 февраля 1653 г. В течение недели, предшествующей Великому посту (20‑27 февраля) Никон выпустил обращение к священникам московских церквей, которое должно быть прочитано ими прихожанам. Всем предписывалась новая форма Крестного знамения (троеперстие) и количество коленопреклонений во время молитвы Ефрему Сирину сокращалось до четырех.

Выпущенный столь неожиданно, без подготовки или предварительного объяснения, приказ этот явился шоком для ревнителей и для верующих. Протопоп Аввакум позднее писал в своей автобиографии: «Мы [ревнители] собрались вместе, чтобы обсудить его. Мы видели, что зима накатывает на нас. Наши сердца похолодели, и наши ноги дрожали».

Этот шок вызвал яростную оппозицию по отношению к Никону со стороны ревнителей и их последователей, что привело к трагической церковной схизме (расколу).

С политической точки зрения, действия Никона совпадали с решающим этапом в совещаниях царя с его советниками по украинскому вопросу. 22 февраля царь и бояре согласились в принципе принять Украину под свое покровительство. Это решение было подтверждено царем 14 марта.

Совпадение во времени никоновой церковной реформы и действий Москвы в отношении Украины отражало историческую связь между церковным и политическим аспектами нарождающегося русско‑украинского объединения.

Ошеломленные приказом Никона об изменении способа крестного знамения, что они считали лишь началом переделки традиционного московского ритуала, ревнители собрались, чтобы обсудить ситуацию. Среди участников были епископ Павел из Коломны, несколько протопопов, включая Неронова, Аввакума, Данилу из Костромы, Логгина из Мурома и некоторые из мирян.

Какие в точности решения были приняты на этом совещании – неизвестно, но вполне очевидно, что ревнители приготовились решительно защищать старые обряды. Их прежний лидер – Стефан Вонифатьев, в силу его кроткого характера, выступая против решительных мер, пытался быть посредником между Никоном, с одной стороны, и Нероновым и Аввакумом – с другой, и стремился убедить царя проявить снисходительность к оппонентам Никона. Но в конфликте оказалось невозможным сдержать страсти двух противоборствующих партий.

Когда наместник Мурома, возмущенный увещеваниями протопопа Логгина, донес на него московским властям, Никон посчитал это поводом к тому, чтобы Логгин предстал перед судом особо созванного церковного собора в Москве. Донос был основан на превратном толковании слов Логгииа, произнесенных им во время спора с наместником, и со всей очевидностью был бессмыслицей, но Логгин был одним из видных ревнителей, и Никон хотел обуздать его. Протопопа сочли виновным и арестовали. Из всех членов Собора только Неронов протестовал против такого решения (с 15 июля 1653 г.).

4 августа на еще одном заседании Собора Неронова обвинили в клевете на патриарха. Его арестовали и водворили в Ново‑Спасский монастырь. Сразу же после этого протопопы Аввакум и Данило из Костромы направили царю петицию в защиту Неронова, в которой они яростно поносили Никона. Царь передал их петицию Никону. Обоих – Аввакума и Данилу ‑арестовали. Данило был лишен духовного сана, а Аввакум выслан в Сибирь.

В декабре 1653 г. царь назначил Никона руководить Печатным двором, а тот официально поставил Арсения Грека главным печатником.

В марте и апреле 1654 г. по инициативе Никона в царском дворце собрался еще один церковный Собор. В его заседаниях приняли участие десять высших иерархов (митрополитов, архиепископов и епископов), десять архимандритов и настоятелей и тринадцать протопопов, включая Стефана Вонифатьева. Никон обратился к Собору и разъяснил свою мысль о необходимости приспособления русского церковного ритуала к греческому образцу и о пересмотре, в соответствии с этим, русских церковных учебников. Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Никон привел в пример многочисленные случаи несовпадений в русских и греческих церковных книгах.

Никон не требовал от Собора подтверждения частных измен а лишь того, чтобы Собор утвердил необходимость изменений в принципе. Собор согласился, но не единогласно. Ни Стефан Вонифатьев, ни архиепископ Симеон из Тобольска не подписали протокол. Епископ Павел из Коломны подписал, но заявил о своем несогласии. Такое заявление было истолковано как неуважение по отношению к Собору, и Павла приговорили к изгнанию в Олонецкий край на севере России и заточению в небольшом монастыре.

После этого Никон направил письмо патриарху Константинопольскому Паисию, в котором сообщил ему о решениях собора и о сектантском отступничестве Стефана Вонифатьева и епископа Он представил на рассмотрение Паисию список из двадцати восьми вопросов, касающихся аспектов церковного ритуала и предполагающегося пересмотра церковных руководств.

Ответ Паисия пришел в Москву в мае 1655 г. Он одобрил решения московского Собора в принципе, но порекомендовал быть осторожным при введении изменений, подчеркнув, что различиям в деталях ритуала позволительно существовать в национальных церквах, если только эти различия не угрожают чистоте догмы.

Поначалу совет Паисия не убедил Никона. Прошел год или около того, и после долгих размышлений он понял мудрость этого совета. Следует осознать, что в то время Паисий был единственным видным греческим прелатом, который демонстрировал терпимость по отношению к традиционным особенностям русского церковного ритуала. Патриарх Антиохии Макарий, араб, горячий поклонник византийско‑греческой церковной культуры, посетивший Москву в феврале 1655 г., от всего сердца поддерживал Никона в его грекофильских церковных реформах.

В феврале 1655 г. на торжественной службе, в присутствии царя Алексея, патриарха Макария и сербского митрополита Гавриила Никон произнес проповедь, в которой отстаивал применение троеперстия в крестном знамении в противовес традиционному двоеперстию. После этого Макарий убедительно одобрил троеперстие, как единственную приемлемую форму. (Никон выступал во время этой службы с осуждением французских икон).

В марте Никон созвал церковный Собор. Макарий и Гавриил оба присутствовали на нем. Собор одобрил новый требник, переведенный с греческого.

В феврале 1656 г. Никон и Макарий снова отстаивали новую форму совершения крестного знамения на двух торжественных службах в Успенском соборе. Макарий заявил, что каждый, кто будет креститься по‑старому, будет отлучен от церкви. 23 апреля того же года Никон созвал Собор русских епископов. По его настоянию, Собор официально утвердил выдвинутое Макарием отлучение от церкви за двоеперстие.

В соответствии с его взглядами на высокий сан патриарха и с его эстетическими вкусами, Никон уделял много внимания торжественности церковных служб, подчеркивая роль патриарха в службах и процессиях. Он ввел в московские церкви пение по киевскому образцу, большими поклонниками которого стали сначала Ртищев, а затем царь Алексей и сам Никон. Патриарх любил торжественные церковные службы, во время которых сам появлялся в роскошном и драгоценном церемониальном облачении, предпочитая греческие образцы митры и мантии.

Из всех церемониальных церковных процессий, которые соблюдались в Москве и до Никона, теперь приобретших его стараниями искусно разработанный и торжественный стиль; особым значением обладала процессия в память вхождения Иисуса Христа в Иерусалим в Вербное (пальмовое) воскресенье, так как символизировала идеи Никона о взаимосвязи церкви и государства. Во время этой процессии патриарх ехал верхом на «осле» (замененном конем в русском православии), а царь шел впереди, ведя «осла за уздечку».

Предшественники Никона – патриархи Иоасаф I и Иосиф – жили в скромном дворце, построенном после московского пожара 1626 г., уничтожившего старые патриаршьи палаты. Никон считал, что подобное место жительства не соответствует высокому достоинству должности. Царь Алексей охотно предложил ему бывшие палаты Бориса Годунова в Кремле, напротив Успенского собора. Старые деревянные строения на этом участке были снесены и воздвигнут роскошный дворец, связанный системой галерей с царскими палатами, Успенским собором и Чудовом монастырем.

Никон построил три монастыря в пределах обширной Патриаршей области на землях, дарованных лично ему царем Алексеем: Иверский монастырь возле города Валдая в Новгородских землях; Крестный монастырь на острове в Белом море недалеко от устья реки Онеги; и Воскресенский монастырь к западу от Москвы. Эти три монастыря, как считал Никон, должны были составлять ощутимую основу материальной и духовной власти патриарха.

Из этих трех Воскресенский монастырь, который называли «Новым Иерусалимом», – самый большой и роскошный. Он символизировал собою экуменические идеи Никона. Его главная церковь представляла собой копию храма Гроба Господня в Иерусалиме. Там было пять патриарших тронов, согласно числу православных патриархов. Никон мечтал о том, что когда‑нибудь в этом монастыре состоится Собор всех пяти патриархов – четырех греческих и его самого.

Вслед за решением Земского Собора от 1 октября 1653 г. Москва порвала отношения с Польшей, и два правительства снова вступили в войну.

Во время предварительных переговоров с Богданом Хмельницким Никон поддержал план, по которому Москва предоставит Украине свое покровительство. Когда царь начал вести консультации с боярами по поводу приготовления к войне и о мерах внутренней безопасности, Никон принял в них активное участие.

Царь желал принять участие и в кампании против Литвы. В связи с этим было согласовано, что во время отсутствия царя в Москве Никон будет действовать в качестве регента, и все меры по внутреннему управлению будут исходить от него. Чтобы повысить престиж Никона, царь Алексей даровал ему титул, которым пользовался патриарх Филарет во времена царствования царя Михаила – Великий Государь.

Положение патриарха, исполняющего функции регента царства в случаях опасности, согласовывалось с московской традицией. Митрополит, а позднее патриарх всегда считались первыми лицами в Московском государстве: следует вспомнить, что митрополит Макарий был назначен регентом во время похода Ивана Грозного на Казань в 1552 г; патриарх Иов взял на себя верховную власть после смерти даря Федора в 1598 г. и созвал Земский Собор для избрания нового царя, которым стал Борис Годунов.

Патриарх Филарет, в действительности, являлся не столько регентом, сколько постоянным соправителем царя. Хотя такое положение патриарха можно объяснить тем, что он был отцом Михаила Романова, тем не менее, оно представляло собой важный прецедент.

Назначенный регентом, фактически, стал соправителем, но Только на те периоды, когда царь Алексей отсутствовал в Москве.

Алексей отправился на польский фронт 18 мая 1654 г, вернулся в Москву в январе 1655 г., снова покинул ее 11 марта и возвратился в столицу 10 декабря. В мае 1655 г. он был на шведском фронте и окончательно вернулся в Москву в конце 1656 г. Таким образом, он отсутствовал в Москве, с небольшими перерывами, два с половиной года.

Хотя Никон все это время являлся фактическим правителем в Москве, сам он не считал свое положение постоянным: оно было всего лишь особым служением государству в период опасности. Он никогда не намеревался и не выражал желания стать постоянным соправителем. Полнота власти патриарха, которой он требовал для себя, распространялась, по его убеждениям, гораздо шире сферы церковных дел.

В свете этих соображений, вполне понятно и логично, что объединение Москвы с Украиной и позднее распространение царского протектората на Белоруссию отразилось на изменении титула не только царя, но и патриарха. Когда царь присвоил себе титул «всея Великой и Малой Руси» в октябре 1653 г., он отдал приказ, чтобы Никона именовали таким же образом. Позднее Белоруссия была прибавлена к титулам царя и патриарха, которые, соответственно, звучали как «всея Великой, Малой и Белой Руси».

Однако, существовало важное различие в значении полных титулов царя и патриарха. Царь, действительно, взял на себя сюзеренитет над Украиной и на короткое время – господство над Белоруссией. Что же касается патриарха, то, каковыми бы ни были его мечты о будущем, это был всего лишь почетный титул. Он обозначал не правление, а распространение патриаршего «благословения» на западнорусскую церковь. Канонически, западнорусская церковь оставалась (во времена Никона) под властью патриарха Константинопольского, который не возражал против нового титула Никона.

Отношение царя и бояр к этому вопросу отличалось от точки зрения Никона. Они намеревались подчинить западнорусскую церковь власти московского патриарха при первой подходящей возможности. После смерти киевского митрополита Сильвестра Коссова это привело к конфликту между царем и Никоном в конце 1657 г.

Регентство Никона не было никоим образом синекурой. В его ведении находились все вопросы внутреннего управления: он совещался с боярами; перед ним отчитывались главы приказов, а также провинциальные должностные лица; ему на рассмотрение представлялись петиции самого разного характера. В свою очередь Никон отдавал приказы чиновникам в Москве и в провинциях.

Дьякон Павел Алеппский, посетивший Москву в 1655‑1656 гг. в качестве секретаря своего отца – патриарха Антиохии Макария, записывал в дневнике, что Никон ежедневно принимал бояр по вопросам текущих государственных дел. Они, как правило, покорно ожидали в приемной комнате патриарха. Когда Никон входил, то сначала читал молитву, вслед за чем каждый из бояр по очереди приближался к нему, делал глубокий поклон и получал его благословение. Затем Никон выслушивал доклады и беседовал с боярами (все в это время стояли). В конце приема Никон очередной раз читал молитву и давал свое благословение, прежде чем позволить боярам уйти.

Царь вел продолжительную и оживленную переписку с Никоном, но не досаждал ему своими распоряжениями. Летом 1654 г., когда Москву поразила эпидемия чумы, Никон эвакуировал царскую семью в Калязин на верхней Волге.

После этого царь дал Никону указания самому остаться с царицей и царевичем Алексеем, чтобы обеспечить бесперебойную деятельность администрации. (Москва находилась под карантином). За управление Москвой отвечал князь Михаил Петрович Пронский. Вскоре начались бунты. Москвичи, измученные болезнями, карантином и другими санитарными мерами, введенными Пронским, обрушились на Никона за то, что он оставил Москву, и требовали суда над ним и его помощником Арсением Греком. Более того, городской люд жаловался, что многие священники покинули Москву после отъезда патриарха и что, в результате этого, многие церкви закрыты, и не хватает священнослужителей, которые могли бы исповедать и причастить больных и умирающих.

Эти жалобы на Никона и Арсения явились первой публичной демонстрацией оппозиции Никону и его церковным реформам со стороны староверов. Пронский собрал вместе старшин и влиятельных членов московских купеческих и городских «сотен», и с их помощью ему удалось умиротворить население. Вскоре после этого сам Пронский умер от чумы (11 сентября). В октябре болезнь начала идти на убыль.

В то время, как староверы считали чуму божьим наказанием за церковные реформы Никона, сам Никон придерживался мнения, что чума явилась господним наказанием за вмешательство царя и бояр в права церкви в своде законов 1649 г. Царь согласился на время остановить действие оскорблявших церковь статей свода во владениях патриарха, но это не удовлетворило Никона, и он хотел, чтобы царь отменил их повсеместно.

Никон понимал, что боярская оппозиция по отношению к нему резко возрастает. Многие бояре были оскорблены, как они считали, его высокомерием по отношению к ним. Трехлетний срок, в течение которого Никон обещал царю исполнять службу патриарха, истекал 25 июля 1655 г. В это время царь вместе с армией находился в Литве. Он вернулся в Москву 10 декабря, и вполне вероятно, что после этого Никон попросил царя Алексея позволить ему сложить с себя обязанности патриарха и уйти в отставку. Алексей настаивал на продолжении Никоном службы в этой должности, и тот, в конце концов, согласился.

Ухудшение отношений между царём Алексеем Михайловичем и патриархом Никоном

В течение второго срока пребывания Никона в должности патриарха (1655‑1658 гг.), отношения между ним и царем складывались не так гладко по сравнению с первым сроком (1652‑1655 гг.).

Хотя в начале второго срока царь держал сторону Никона против бояр, но жалобы последних накапливались и не могли со временем не подействовать на царя. С психологической точки зрения, лично участие Алексея в войне против Литвы и Польши (1654‑1655 гг.) и в еще большей степени – против Швеции (1656 г.) укрепило его в сознании собственной власти как царя и главнокомандующего армией и, одновременно, сделало независимым от Никона. Теперь Алексей начал возмущаться по поводу титула «Великий государь», который сам пожаловал Никону в 1653 г.

Что касается церковных дел, то когда царь вернулся из Литвы 1 декабре 1655 г., то обнаружил патриарха Антиохии Макария в Москве. Никон пользовался авторитетом патриарха Макария для решительного введения греческих образцов в русский церковный ритуал. Макарий, высоко ценивший Никона за грекофилию, пользовался высоким доверием царя. Но он значительно сильнее уважал царя, как возможного спасителя греко‑православных народов Ближнего Востока от исламского ига.

В определенном смысле, экуменическая политика Никона оборачивалась против него самого, поскольку царь и бояре в случае несогласия с Никоном могли апеллировать высоким авторитетам – восточным патриархам.

Серьезный конфликт произошел между Алексеем и Никоном после смерти киевского митрополита Сильвестра Коссова. Царь и бояре хотели воспользоваться этим случаем и посадить на киевский престол кандидата, который бы устроил царя, и чтобы тот был возведен, в сан Никоном. Некоторые украинские иерархи желали следовать именно этой процедуре, но Никон, по каноническим соображениям, отказался действовать без согласия патриарха Константинопольского. Царь Алексей был разъярен и ругался на Никона, используя самые грубые выражения.

Изменение царского отношения к Никону обратило его на сторону религиозных оппонентов Никона, Бояре следовали в этом отношении за царем, что видно на примере случая Ивана Неронова. Никон отдал приказ о его ссылке на север России в августе 1653 г. Два года спустя ему удалось бежать из монастыря и с помощью Стефана Вонифатьева и ряда влиятельных бояр в декабре 1655 г. он тайно проник в Москву. В день Рождества он принял монашеский постриг под именем Григория.

Это означало, что он прекращал противостояние существующей церкви. Однако публично он не отрекался от старого обряда, и для многих старообрядцев отец Григорий продолжал оставаться авторитетом. 8 мая 1656 г. во время обедни, которую служили два патриарха, Никон и Макарий Антиохийский, Григория подвергли анафеме.

11 ноября 1656 г. умер Стефан Вонифатьев. И Никон, и Неронов были глубоко опечалены. Психологически общая скорбь, казалось бы, сгладила враждебные отношения, хотя бы на короткое время и 4 января 1657 г. Неронов заявил Никону о своем желании принять вероисповедание московской церкви и восточных патриархов. Никон с готовностью и благосклонностью отнесся к смирению Неронова, не требуя отречения от старого обряда. По этому случаю он сказал Неронову: «Есть много хороших книг, как среди заново напечатанных, так и среди старых. Ты можешь пользоваться теми, которые тебе по нраву».

Заявление Никона явилось свидетельством знаменательной перемены в его взглядах на место церковного обряда в культовом служении. Совет, полученный им от патриарха Константинопольского Паисия в 1655 г. и сначала отвергнутый, по всей видимости, был тщательно обдуман и принят.

К 1657 г. Никон осознал, что патриарх в одиночестве, недостаточно силен, чтобы совладать с царем и боярами. Ему нужна была поддержка общественного мнения внутри церкви, ценностью которого он до этого пренебрегал. Установление мира с прежним противником внутри церкви, человеком благочестивым и целомудренным, таким, как Неронов, было важно для Никона не только с этической точки зрения, но также и исходя из практических соображений.

К несчастью для Никона (и для русской церкви), перемена его взглядов на значение церковного обряда наступила слишком поздно. Хотя Неронов и принял установившуюся церковь, он не стал другом Никона. А шаг Неронова осуждался, как отступничество, протопопом Аввакумом (тогда все еще находившегося в сибирской ссылке) и другими непримиримыми лидерами старообрядческого движения.

Второй трехлетний срок патриаршества Никона, как это было согласовано между ним и царем Алексеем, должен был закончиться в июле 1658 г. К началу этого года Никон осознал, что царь, поддерживаемый боярами, не намерен отменять те положения свода законов 1649 г., которые Никон считал оскорбительными для церкви. Наоборот, бояре стали пренебрегать соглашением 1652 г. между Никоном и Алексеем, согласно которому действие этих положений временно приостанавливалось.

Для Никона это означало нарушение царем и боярами торжественной клятвы, принесенной перед возведением Никона в сан патриарха. Вся ответственность, с точки зрения Никона, ложилась на царя, потому, что нарушив клятву, царь разрушил диаду и, в чем Никон был убежден, совершил смертный грех, за который не только он, но и весь русский народ будет наказан Господом. Никон чувствовал, что его долг патриарха в том, чтобы совершить последнюю попытку заставить царя одуматься и восстановить «симфонию» церкви и государства. Следуя духу проповеди Иоанна Хризостома о Добром Пастыре, Никон решил взять царский грех на себя и уединиться, если царь не раскается.

Могло бы показаться, что раньше, когда Никон говорил о своей отставке, он имел в виду уход с должности патриарха. По всей очевидности, к 1658 г. Никон пришел к иному решению для того, чтобы поставить вопрос ребром. Если не будет других способов убедить царя изменить его политику, Никон планировал покинуть Москву, переехать в Воскресенский монастырь и перестать исполнять рутинную работу церковного администратора, сохраняя за собой верховную власть патриарха.

В поисках выхода из тупика, Никон, как сам он сказал в письме царю от 1671 г., «начал постоянно раздражать царя» (напоминал ему о клятве).

Тривиальная стычка между слугами царя и патриарха во время торжественного вступления в Москву грузинского князя Теймураза 6 июля 1658 г. ускорила роковой конфликт между патриархом Никоном и царем Алексеем. Окольничий Б.М. Хитрово, отвечающий за соблюдение порядка во время процессии, оттолкнул со своего пути и побил дубиной патриаршего служащего, князя Дмитрия Мещерского, который, естественно, пожаловался Никону.

Никон сразу же написал письмо царю, прося его отдать приказ о расследовании и наказании виновного. Царь ответил Никону, что расследует это дело и лично приедет к нему, чтобы объясниться. Но этого не произошло.

Письмо Алексея показывает, что его первым порывом было броситься к своему прежнему «особому другу» и попытаться уладить их отношения в искренней и сердечной беседе по поводу недоразумений накопившихся у обеих сторон. Не менее очевидно, что бояре, по всей вероятности, опасались подобной встречи между царем и патриархом, считая, что это приведет к возобновлению дружеских отношений. Поэтому бояре, должно быть, делали всевозможные попытки убедить царя, чтобы тот не уступал Никону, делая ему честь своим личным разговором и относился к Никону как узурпатору царских прав. И это им удалось.

От защиты царь перешел к нападению на Никона, открыто показывая свое недовольство им. Бояре убеждали Алексея, что патриарха следует поставить на место и заставить склониться перед царем. Через два дня после инцидента с Хитрово должен был отмечаться праздник иконы Казанской Богоматери в посвященном этой иконе соборе. Согласно установленному обычаю, в этот день патриарх служил обедню в присутствии царя. На этот раз царь не появился.

10 июля Никон должен был проводить празднование годовщины перенесения одеяний Христа из Персии в Москву (это событие произошло во время патриаршества Филарета) в Успенском соборе в Кремле. Царь никогда не пропускал этой службы.

Никон резко отпарировал, что он не сам так назвался, а именно царь возложил этот титул на него и по своей (царской) инициативе. Ромодановский повторил царский приказ – не называть себя «великим государем» и не употреблять этого титула, подписывая какие‑либо бумаги. После этого Ромодановский ушел. Никон понял, что настал решающий момент и что ему надо действовать немедленно.

Он не цеплялся за титул «великий государь». Действительно, титул был дарован ему царем, и он соответствовал положению Никона как регента, во время польской и шведской войн. Однако Никон не считал его необходимым для патриарха, как высшего иерарха церкви. Действительно, Никон не использовал его в церкви. Во время обедни к нему всегда обращались как к «господину», а не как к «государю».

Но Никон прекрасно понимал, что аннулирование царем титула «великий государь» являлось всего лишь первым шагом в кампании, развязанной боярами, чтобы поколебать престиж патриарха и обуздать требования Никона, касающиеся свободы церкви от вмешательства государственной администрации.

Оскорбление, нанесенное Хитрово служащему патриарха, показало, что бояре хотели утвердить главенство государственных должностных лиц над церковными чиновниками. Сам факт, что царь, вопреки его первоначальному обещанию, не стал расследовать дело Хитрово, свидетельствовало подобном отношении со стороны бояр и царского нежелания защищать патриарших чиновников, а также свидетельством нового нарушения обещаний со стороны царя.

Никон не был уверен, что если он уступит требованиям бояр, т.е. прекратит критиковать свод законов 1649 г. и согласится подчинить духовенство и патриарших чиновников административной и юридической власти приказов, то царь ему позволит, или хотя бы попросит продолжать свою деятельность, сохраняя внешнюю роскошь и материальные выгоды, которые дает патриарший престол.

Но, с точки зрения Никона, это будет обозначать довольствование церемониальным призраком патриаршей должности и предательство священного долга патриарха, как он понимал его, более того – осквернение и отрицание сущности симфонии церкви и государства. Этого Никон не мог принять. Поэтому он надумал принять решительные меры, чтобы раскрыть сложившуюся ситуацию перед народом.

Никон дал указание своим помощникам сложить в мешок монашеские одеяния и быть готовыми привести их ему, когда он отдаст приказание.

После этого он пошел в собор и, как обычно, отслужил обедню. Но после обедни вместо традиционной заключительной молитвы он прочел проповедь Иоанна Хризостома о Добром Пастыре. Затем, пользуясь этой проповедью, как отправной точкой для разговора, Никон объявил, что не в состоянии более исполнять свои обязанности пастыря из‑за собственных грехов в из‑за царского гнева на него. «Я свидетельствую перед Богом, что если бы царь [шесть лет назад] в этом самом храме не принес клятву в присутствии епископов, бояр, я народа неизменно соблюдать учение Евангелия, апостолов и отцов церкви, я бы не принял патриаршего сана. Теперь, когда великий государь нарушил свою клятву и несправедливо обрушил на меня свой гаев, я вынужден оставить этот храм и этот город».

В этот момент помощник Никона принес ему мешок с монашеским одеянием. Прежде чем он успел снять с себя церемониальную мантию и облачиться в монашеские одежды, вся паства бросилась к нему, умоляя остаться. Они отобрали мешок Никон пошел в ризницу и написал там письмо царю, в котором сообщал Алексею, что из‑за его неправедного гнева (который вредил церкви и ее установлением) он вынужден покинуть Москву: «Тебе придется держать ответ перед Богом за это всe».

После того, как это письмо было доставлено царю посланцем, Никон надел мантию и черную рясу, взял посох и попытался покинуть собор. Паства не давала ему выйти. Однако народ позволил уйти Крутицкому митрополиту Питириму, и тот отправился прямо к царю сообщить ему о происходящем в соборе.

По всей видимости, в этот момент Никон ожидал, что царь побеседует с ним. Но царь отказался взять письмо Никона и сразу же возвратил его обратно. Затем он отправил одного из своих главных бояр, князя А.Н. Трубецкого сказать Никону, что царь не сердится на него лично, и что он может продолжать свою деятельность патриарха.

Никон ответил Трубецкому, что бояре оскорбляют церковь и церковных служителей, а царь отказывается расследовать их злодеяния, а вместо того гневается на него самого. "Я освобождаю место для его гнева"". Никон подчеркнул, что с его точки зрения, основная причина заключается в самом принципе (автономии церкви), а не в лично царской благосклонности или неблагосклонности. После этого Никон вручил Трубецкому свое письмо (то, что было возвращено) и попросил снова передать его.

После того, как Трубецкой ушел, Никон остался в соборе со всей паствой. Все ожидали, что царь должен появиться и разрешить все проблемы. Вместо этого возвратился Трубецкой, опять с письмом Никона царю, которое Алексей вторично отказался принять. Трубецкой повторил Никону, что царь желает, чтобы тот продолжал оставаться патриархом. Но отказ царя принять письмо означал, что царь отказывается принять условия Никона.

Таким образом, Никон уже не смог отменить свое решение покинуть Москву в знак протеста против политики царя и бояр. Двумя днями позже он уехал в Воскресенский монастырь.

B 1652 году на патриарший престол был избран Никон, который до этого был архиепископом Новгородским. Он показал во время народного бунта свои исключительные административные способности. Он организовал помощь больным и голодающим и привел дела епархии в блестящее состояние. Если при его предшественниках Иоасафе I (1634-40) и Иосифе (1642-62) отношения между Церковью и государством были мирными, то при Никоне, который утверждал открыто, что духовное должно стоять повсюду впереди светского, столкновение стало неизбежным.

Патриарх Никон продолжал реформы, начатые до него, но стал их вводить очень резко и с нетерпимостью по отношению ко всем, кто с ними не был согласен. Большинство исправлений в богослужебных книгах было уже признано всеми, но Никон, своим явным предпочтением греческим рукописям, восстановил против себя справщиков – защитников чистоты православия.

Патриарх Никон в первые годы своего патриаршества принимал большое участие в делах государства, носил титул Великого Государя, и царь ничего не делал, не посоветовавшись с ним. Во время походов против Литвы царь поручил патриарху управление государством. Своим крутым нравом и резкими мерами патриарх восстановил против себя и представителей старины, и реформаторов. У него началась борьба с боярством, которое не всегда считалось с его авторитетом в гражданских делах. Начиная с 1657 года, в отношениях царя и патриарха наступила перемена, которая перешла скоро в открытую борьбу двух властей. Патриарх самовольно покинул Москву и переехал в Волоколамский монастырь, оставив управлять Церковью митрополита Питирима Крутицкого. В 1660 году, чтобы найти выход из создавшегося положения, был собран Собор из русских иерархов. Большинство Собора осудило патриарха на лишение сана, но царь не согласился с соборным решением, и положение осталось неопределенным. В 1662 году в Москву прибыл митрополит Газский Паисий (Лигарит), который встал на сторону противников патриарха Никона. Он составил против патриарха Никона обвинительный акт, который был послан восточным патриархам. Последние, кроме патриарха Нектария Иерусалимского, стали на сторону царской власти.

Тогда царь Алексей решил пригласить в Москву восточных патриархов для решения дела патриарха Никона и других церковных дел. Двое из них, Антиохийский Паисий и Иерусалимский Макарий, прибыли в Москву, где в 1666-67 году состоялся Собор. Перед этим патриарх Никон неожиданно вернулся в столицу, но примирения с царем не произошло. Собор, на котором присутствовал царь, патриархи и все русские архиереи, осудил патриарха Никона, который держал себя все время очень непримиримо. Главным обвинением были письма самого патриарха Никона, посланные им на Восток. Осужденный на лишение сана, святейший Никон был заточен в Ферапонтов монастырь, но не признал осуждения законным и до конца жизни считал себя патриархом. Царь Алексей, который был примерным христианином и проявил в деле патриарха много кротости и миролюбия, написал ему перед смертью моление о прощении. Но Никон, хотя и плакал при его получении, прощения царю не дал. После долгих лет ссылки, Патрирах Никон скончался в 1681 году. С него было снято восточными патриархами запрещение, и он был погребен архиерейским чином в присутствии царя.

Собор 1666-1667 года, осудив патриарха Никона, утвердил все его реформы, в том числе реформу духовного суда. В преемники Никону был избран скромный и кроткий Иоасаф II (1667-73).

Во второй половине ХVII века Русской Церкви пришлось пережить губительный раскол, поводом к которому было то направление, которое патриарх Никон придал делу исправления книг, но корни были заложены в недоверии московских консерваторов к грекам и киевлянам.

Необходимость исправления книг сознавалась очень многими, но патриарх Никон, который только продолжал уже давно подготовленное дело, отдавал предпочтение греческим рукописям, справлялся в Греции о правильности того или иного исправления и не доверял московским справщикам. Кроме того, он ввел трехперстное крестное знамение (при котором три пальца складывались вместе в честь святой Троицы) и тройное пение Аллилуйя, тогда как в постановлениях Стоглавого Собора, авторитет которого был очень велик, говорилось о двуперстном знамении (двух пальцах, символизировавших два естества во Христе Иисусе) и двойном Аллилуйя. Это дало повод защитникам старых русских текстов усомниться в истинности греческих исправлений и ссылаться в своих утверждениях на соборное постановление. К тому же Русь мыслилась последним православным царством (Москва – III Рим, четвертому не бывать), а сверять книги предлагалось по рукописям греков, бывших под властью турок.

В 1654 году патриарх Никон собрал в Москве Собор, который принял все его исправления, а в 1655 г. они были одобрены восточными патриархами. На Соборе 1666 года все, не признавшие новых книг и исправлений и защищавшие старые обычаи в обряды, были преданы проклятию, которое было отменено только в XX веке. Оно вызвало глубокий раскол в русском народе.