Кто вышел с тюрьмы. Как меняет людей сибирская тюрьма

МОСКВА, 11 сен — РИА Новости, Лариса Жукова. В России наказание в колониях отбывают свыше шестисот тысяч человек. Около трехсот тысяч россиян ежегодно выходят на свободу. Но в общество возвращаются далеко не все: проблемы с документами, работой, семьей, жильем мешают многим начать жизнь с чистого листа. Корреспондент РИА Новости выясняла, как устроена система реабилитации в нашей стране.

Застрять во "вчерашнем дне"

В 1995 году механик швейного производства Александр Тишкин, житель небольшого, развитого в советское время промышленного города Белово Кемеровской области, получил семь с половиной лет тюремного заключения за разбойные нападения.

"Когда начался разгул бандитизма на Кузбассе, я работал на швейном производстве, — вспоминает он. — В течение десяти месяцев не получал зарплату. Мне ничего не оставалось делать, кроме как уйти в криминал, чтобы добыть еду. Я себя не оправдываю, но других доступных вариантов не было".

Годы, проведенные в местах лишения свободы, он называет "потерянным временем": когда вышел из тюрьмы, мир кардинально изменился, и он оказался человеком, застрявшим "во вчерашнем дне". Но хуже было то, что у Тишкина не было и настоящего.

Пока он отбывал наказание, его мать продала мошенникам квартиру, в которой он был прописан.
Полгода после освобождения мужчине пришлось доказывать, что он гражданин России: "С того адреса меня аккуратно "стерли", как будто я никогда там и не жил".

Но и после восстановления паспорта Тишкин столкнулся со стигматизацией: профессиональному механику и плотнику везде отказывали в приеме на работу. Служба безопасности каждой компании проверяла наличие судимости. Хотя и без документов, лишь посмотрев на него, можно было сказать: сидел. "По глупости сделал татуировки на руках", — рассказывает мужчина.

Первое время он жил с отцом в съемной квартире, а потом не стало и отца. Так он остался без друзей и семьи, определенного места жительства и работы.

"Меня глушило чувство одиночества. Но я не унывал. Мой характер сформировался за годы заключения: я долго думал о будущем и понимал, насколько опасно терять свободу", — говорит Тишкин.

Порочный круг

В тюремном заключении отбывают наказание свыше шестисот тысяч россиян, рассказывает начальник отдела защиты прав человека в местах принудительного содержания Аппарата Уполномоченного по правам человека Алексей Юношев. Ежегодно на свободу выходят около трехсот тысяч из них.

Освободившимся выдают личные вещи, сухой паек и проездные документы. Паспорт можно вернуть, заплатив госпошлину в Сбербанке. Но за годы заключения многие забывают свои прошлые паспортные данные и впоследствии сталкиваются с проблемой восстановления документов, удостоверяющих личность. Это мешает претендовать на социальную и медицинскую помощь, утверждает правозащитник, а ведь у многих заключенных диагностированы серьезные заболевания.

Но это не самая большая трудность, продолжает Юношев, бывшим заключенным сложно вернуться в общество, если разорваны их социальные связи. Начать жизнь с чистого листа также непросто: все упирается в многочисленные отказы в приеме на работу. Большинство арестантов получают разряды по рабочим специальностям, однако эти справки всегда со штампом ФСИН. Показать их работодателю — значит потерять последние шансы на трудоустройство. Зачастую не доходит даже до собеседования: многие бывшие заключенные не умеют составлять резюме и вежливо общаться по телефону, например представляться в начале разговора.

Неготовность общества принять отбывшего наказание человека приводит к тому, что он либо идет на рецидив, чтобы вернуться в более знакомую тюремную систему, либо находит утешение в наркотиках и алкоголе, резюмирует Юношев.

Потерянная свобода

"Мне нужно было найти себя, и я отправился путешествовать по России", — вспоминает Александр Тишкин. За десять лет скитаний он побывал во всех крупных городах. В каждом из них он жил в центрах социальной реабилитации для бывших заключенных: "На любой остановке на столбах висят объявления о предложениях помощи людям, "попавшим в сложную ситуацию". Я как раз в такую ситуацию и попал", — говорит он.

Такие организации создаются на личном энтузиазме людей, как правило, имеющих опыт заключения. Успешный пример работы такого центра есть в Казани. Им руководит Азат Гайнутдинов, член Общественной палаты Татарстана. В конце 90-х Гайнудтинов оказался в казанской ИК-2 на три года и восемь месяцев. Находясь там, он увидел, как люди вновь и вновь возвращались в колонию.

"В день, когда я освобождался, вместе со мной выходил бригадир цеха по имени Фарид. Я случайно обратил внимание на его глаза, это были глаза потерянного человека. Я вдруг понял, что он совсем не рад освобождению и заметно нервничает, — рассказывает Гайнутдинов. — Вдруг он спросил меня: "А что делать дальше? Мне ведь идти совсем некуда". И меня посетила мысль: а сколько же таких людей, которых никто и нигде не ждет после освобождения?".

В Татарстане отбывают наказание более 12,5 тысячи человек, из них ежегодно освобождаются около четырех тысяч. Но в то же время исправительные учреждения пополняются таким же числом заключенных, из которых более 65% — люди, получающие срок не в первый раз, говорит Гайнутдинов.

Главная задача центра — помочь освободившимся вернуться к полноценной социальной жизни. В организации работают юристы, психологи, есть соглашения с муниципальными районами и представителями малого бизнеса о дальнейшем трудоустройстве подопечных. Содержание одного человека в среднем обходится в 20 тысяч рублей: в финансировании помогают благотворители. С 2015 года центр посетили почти полсотни человек, и большинство смогли найти работу, а некоторые — открыть свое дело.

"Не зэк, а авторитет"

"Работа руками меняет сознание", — подчеркивает Станислав Елагин, директор питерского Обуховского профессионального училища №4. Это единственное в России заведение, где заключенные не только получают рабочие специальности, но и обучаются психологии, конфликтологии, основам ведения бизнеса и планированию бюджета во время отбывания срока.

"К сожалению, как говорил один мой знакомый бывший начальник колонии, чем быстрее заключенные деградируют, тем легче ими управлять, ведь умные зэки никому не нужны, — рассказывает Елагин. — Но какими они выходят после того, как их сломали? Обозленными, полными мести. Они превращают жизнь близких в ад. Тюремную субкультуру впитывают их дети, чаще мальчики. И уже целыми семьями они отправляются на зону".

По словам Елагина, сама возможность проявить свои таланты и получить признание меняет психологию заключенных: "Когда двое наших арестантов получили от модельера Вячеслава Зайцева грамоты за победу в конкурсе "Красиво шить не запретить", внезапно вся колония — больше тысячи человек — начала аплодировать. Они восприняли их награждение как личное признание, их самоуважение выросло".

Лучшие работы показывают родителям воспитанников, и те начинают гордиться детьми, продолжает директор училища. Сами бывшие заключенные тоже осознают важность обучения: так, один из выпускников благодарил заведение за навыки работы с компьютером: "Я для своих детей не зэк, а авторитет, это дорогого стоит", — признавался он Елагину.

"Посвященный Богу"

Александр Тишкин побывал не менее чем в шести центрах реабилитации, пока, наконец, в 2015 году не попал в воронежский "Назорей" (в переводе с иврита — "посвященный Богу". — Прим. ред.), которым почти двадцать лет руководит пастор лютеранской церкви Святой Марии Магдалины Анатолий Малахов. Помогать заключенным Малахов решил, пока сам отбывал наказание.

Центр представляет собой несколько квартир, где живут до тридцати постояльцев. Всего же за год программу проходят до ста человек. Они постоянно заняты: производят плитку, ступени, камины и даже иконы. В 2009 году Малахов открыл осетровую ферму. Под нее перестроили заброшенный коровник в селе Ямное — вместо стойл появились бассейны, в которых начали растить редкую для региона рыбу. Партнером центра выступает государство: это полиция, ФСИН, миграционная служба, врачи.

"В "Назорее" принципиально иной, нежели в других центрах, подход к реабилитантам, — говорит Тишкин. — Обычно они выполняют только ту работу, которую дают. Все расписано и продумано за человека. И это не дает свободы выбора, не учит самостоятельности. Здесь мне дали возможность найти работу по сердцу: я начал со швейного производства и смог восстановить свои навыки".

Вопрос не из праздного любопытства

Смена тюремной робы на гражданскую одежду в день освобождения – ритуал, значение которого, судя по всему, недооценивают – и те, кто через него не прошел, и те, кто пишет законы, которые регулируют отбывание наказания и последующее освобождение.

Помимо материального воплощения той самой Свободы, о которой мечталось все эти годы, переодевание в вольную одежду - важнейший момент и с практической точки зрения: как известно, у нас «встречают по одёжке», и твои первые шаги на свободе, во-многом, будут зависеть от того, как ты выглядишь, в о что ты одет. (А для женщины вопрос, во что она одета, актуален всегда и в любой ситуации).

К сожалению, существующие законодательные (и ведомственные) нормы не способствуют тому, чтобы человек, освобождающийся из мест лишения свободы, выглядел не как бывший зек, а как обычный человек, «один из нас».

И все дело в том, что по закону человеку в тюрьме нельзя получать гражданскую одежду в посылках заранее – по Правилам внутреннего распорядка исправительных учреждений она относится к одежде «неустановленного образца», и ее «запрещается изготавливать, иметь при себе, получать в посылках, передачах, бандеролях либо приобретать». Сами сотрудники колонии могут посоветовать родственнику лишь «найти кого-нибудь» в поселке рядом с колонией и выслать посылку с одеждой на него. Непонятно только как воспользоваться этим советом матери/жене/мужу/другу, которые находятся за тысячи км от этого населенного пункта.

Конечно, чаще всего гражданская одежда у осужденного есть и хранится на складе. Но хранится она там годы и неизвестно в каких условиях и вообще какого она качества. За многие годы она может быть (и почти наверняка) уже не по размеру и не в кондиционном состоянии. Но – и закон здесь обычно суров, так же как и правоприменитель – одежду эту могут не дать заранее увидеть, погладить, примерить, подшить, привести в порядок.

Хотя, если одежда к моменту освобождения уже не подходит по размеру или ее нет совсем, государство позаботится об освобождающемся – он поедет домой в тюремной робе, которую получит либо задаром, если она выходила свое, либо с вычетом (с лицевого счета) «невыношеннного» срока, а если на лицевом счету пусто, то – «за счет заведения».

Вот что говорит соответствующая статья из Уголовно-исполнительного кодекса:

Статья 181. Оказание помощи осужденным, освобождаемым от отбывания наказания

2. При отсутствии необходимой по сезону одежды или средств на ее приобретение осужденные, освобождаемые из мест лишения свободы, обеспечиваются одеждой за счет средств федерального бюджета. Им может быть выдано единовременное денежное пособие в размере, устанавливаемом Правительством Российской Федерации. (в ред. Федерального закона от 27.12.2009 N 377-ФЗ)

Осужденные и их родственники сталкиваются с проблемами обеспечения одеждой на освобождение и другого рода. И связано это с режимными требованиями. Опять-таки по закону, который говорит «не положено». Вот что написала в правозащитную организацию мать осужденного, готовящегося к освобождению:

«Здравствуйте. Мой сын освобождается. Посылка ему еще не положена. Не знаю, как отправить вещи. Позвонила в ИК, сказали ищите знакомых в городе, шлите на их адрес, чтобы передали. Что за бред?! Где я их найду? Закон это никак не регулирует?»

Создается ощущение, что проблемы не стоят выеденного яйца, в том смысле, что создаются они на пустом месте, там, где, с точки зрения здравого смысла, их и быть не должно. А ведь в данном случае на кону очень серьезная и общественно-значимая, как сегодня принято говорить, задача – реинтеграция бывших осужденных в общество, в которой все мы кровно заинтересованы. Ведь от того, как встретят, может зависеть, как вся жизнь дальнейшая человека, только что освободившегося, покатится – либо на подъем, либо снова под откос.

Сегодня реально заметный эффект от нынешнего законодательства, определяющего момент освобождения – это раздражение родственников, которые не понимают, почему закон не идет навстречу человеку. И, возможно, раздражение самого «сидельца», в том случае, если он не успел уже привыкнуть ко всему за годы заключения, если они не вытравили у него способность эмоционально реагировать на несуразности российского законодательства, ведомственных приказов и правоприменения.

Что можно предложить?

Обращаясь к тем, кто обладает правом законодательной инициативы, мы предлагаем:

1. Внести изменения в ПВР ИУ – считать вещи, присланные «на освобождение» (а это могут быть не только одежда, но также и часы, и украшения (а может быть и мобильные телефоны!) как исключение к пункту 22 Приложения N 1 к ПВР ИУ «Перечень вещей и предметов, продуктов питания, которые осужденным запрещается изготавливать, иметь при себе, получать в посылках, передачах, бандеролях либо приобретать» (п.22: «Одежда, головные уборы, обувь и постельное белье (за исключением одного комплекта тапочек, спортивного костюма и спортивной обуви темных расцветок) неустановленных образцов»).
2. Вне зависимости от режима учреждения, в котором содержится осужденный, не включать посылку с вещами на освобождение в число разрешенных посылок - соответствующее дополнение необходимо внести в УИК РФ и ПВР ИУ. (Количество посылок(передач) и бандеролей, положенных осужденным на разных режимах содержания зафиксировано в статьях УИК РФ, а ПВР ИУ только повторяют их количество и конкретизируют порядок подсчета временного интервала между посылками/бандеролями. Поэтому без изменения в УИК относительно дополнительной посылки с вещами на освобождение, внести изменения в ПВР ИУ не получится, и, таким образом, изменения должны вносится одновременно федеральным законом в УИК РФ и Приказом Минюста - в ПВР ИУ.)
3. Разрешить выдачу гражданских вещей для примерки, стирки, ремонта, глажения за разумный период времени до освобождения.

А родственникам и осужденным, которые сталкиваются с проблемами пересылки вещей на освобождение, наш совет – пишите! Пишите нам, в правозащитные организации, депутатам Госдумы, своим местным депутатам, уполномоченным по правам человека в регионах и в Российской Федерации. Только так «наверху» смогут осознать текущую ситуацию как проблему и, возможно, озадачатся поиском ее решения.

На протяжении последних восьми лет Анна Каретникова каждый день бывала в столичных следственных изоляторах. В составе Общественной наблюдательной комиссии за соблюдением прав заключенных она общалась с теми, кто оказался в тюремной камере.

Выясняла, в чем люди за решеткой нуждаются, и старалась помогать: рекомендовала выдавать людям одежду, предметы обихода, добивалась лечения заболевших, ремонта в камерах, непригодных для жизни, и многого другого.

Мы встретились с Анной Георгиевной уже после того, как она вышла из состава московской Общественной наблюдательной комиссии и получила предложение стать советником по правам заключенных в Федеральной службе исполнения наказаний РФ (название должности пока уточняется).

Она рассказала о своей работе в ОНК, о том, как «попала в тюрьму» и некоторых сторонах тюремной жизни.

«Тюрьма стала моей профессией»

– Я в тюрьме оказалась случайно. Личного интереса к теме у меня никогда не было. Правда, недавно вспомнила, что у меня отец родился в тюрьме. Его мать арестовали, когда она была беременной, и отправили в Казахстан, в лагерь для жен врагов народа. Там папа и родился.

Когда был принят закон об общественном контроле (Федеральный закон от 10 июня 2008 г. N 76-ФЗ «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания»), меня спросили: пойдете в ОНК? Я согласилась. Тюрьма стала моей профессией только благодаря моему любопытству и любви к нормативной базе.

Но я благодарна судьбе, что последние восемь лет практически прожила в тюрьме. Мои умения помогли нашей комиссии многого добиться. Была создана система нормального взаимодействия общественников и ФСИН. Но теперь все это под угрозой.

В конце октября состоялись выборы в ОНК четвертого созыва. Анна Каретникова по закону не могла стать членом московской ОНК, потому что провела там три срока подряд. Она подала заявление в комиссию по Московской области – ей отказали. Многие ее коллеги, опытные и добросовестные, тоже не были выбраны в ОНК.
Из тех, кто реально знает, как обстоят дела в тюрьме, в наблюдательных комиссиях по всей стране остались единицы – теперь туда пришли силовики, бывшие военнослужащие или работники системы исполнения наказаний.

Учитывая, что в ОНК Москвы остались всего несколько человек, в чьей порядочности я могу не сомневаться, кто будет защищать права заключенных? Кроме общественного контроля, никаких других способов изменить ситуацию в системе исполнения наказаний нет.

Роль ОНК заключалась в том, что мы были связующим звеном между руководством ФСИН и заключенными. Валерий Александрович Максименко (заместитель директора Федеральной службы исполнения наказаний РФ) так и сказал, когда приглашал меня на работу: «Вы хотя бы расскажете, что в тюрьме происходит на самом деле, где коренится тот абсурд, за который нас ругают». Я согласилась на работу во ФСИН, но с условием, что буду по-прежнему общаться с арестантами.

В тюрьме есть плохие люди, действуют плохие законы, но еще есть вещи, которые ничем, кроме апофеоза идиотизма, объяснить нельзя.

Медицина в тюрьме как бег вверх по эскалатору, который едет вниз

В тюрьме лучше не болеть. Моя коллега по ОНК Зоя Светова писала о заключенном Мухаммеде Кассасе, гражданине Сирии. Он в течение года пытался добиться внимания от врачей, а когда добился-таки, у него выявили рак легких в терминальной стадии. Недавно его, наконец, освободили, заставив помучиться от мыслей о том, что он так и умрет в тюрьме.

За восемь лет в ОНК нам удалось многого добиться для арестантов в плане условий содержания и питания. А вот ситуация с медицинской помощью похожа на бег вверх по эскалатору, который идет вниз.

Недавно в 3-м изоляторе больным ВИЧ выдали просроченные компоненты антиретровирусной терапии. Это просто безумие.

Несколько месяцев из-за бюрократических нестыковок у ВИЧ-инфицированных не брали кровь на статус и не назначали лечения из-за этого. Их жизнь оказалась под угрозой. Однако этих людей в тюрьму посадили, а не приговорили умирать от ВИЧ.

Есть стоматологи, которые зубы отказываются лечить ВИЧ-инфицированным. И подействовать на них нельзя, потому что врач сам имеет право определять план лечения. В частном разговоре такой стоматолог мне говорит: «Я не буду ВИЧовым лечить зубы, потому что зубная пыль полетит мне в лицо, вдруг я заражусь». А официально он пишет: «В соответствии с планом лечения целесообразно зуб удалить, лечению он не поддается».

Надо какую-то работу с медперсоналом проводить, объяснять, что люди с ВИЧ только выглядят, как мы с вами, но наш насморк и их – это разные вещи. Сегодня человек может шутить и смеяться, а завтра умрет.

Во всех медсанчастях московских СИЗО должно по штату работать 420 человек, но не хватает почти четверти. Многие уволились. Зарплата у сотрудников невысокая, социальных гарантий нет.

Уксус и «рагу овощное»

Раньше в рационе арестантов были сплошные маринованные овощи, консервируемые в российских колониях. Они долго хранятся – там огромное количество уксуса. Два года назад их пообещали убрать из рациона, потому что уксус принимать в пищу нельзя.

По одному из приказов можно было заменять одни продукты другими: молоко – сгущенкой, фрукты – овощами, соль – сахаром и так далее. Я утрирую, но замены одного вида еды на другой примерно так и выглядели.

Года три назад мы с коллегой Максимом Пешковым были в СИЗО, спросили сотрудников: «Что будет на ужин?» Нам ответили: «Рагу овощное». Когда рагу привезли, наконец, на корпуса, по которым мы ходили, оказалось, что это смесь из сушеного картофеля и перловой крупы. Нам объяснили, что был осуществлен «ряд замен» и получилось такое «рагу».

После наших многочисленных вмешательств в следственных изоляторах пытаются готовить так, чтобы еду можно было есть. Сейчас можно сказать, что в каких-то СИЗО кормят хорошо, а в каких-то – похуже. Рагу овощное попрощалось с нами.

Битва за одежду

Почему человеку, попавшему в СИЗО, трудно получить чашку, ложку, одежду? Бывает, они отсутствуют на складе. Но проще говоря, один сотрудник забывает передать о нуждах заключенного другому сотруднику.

Два года руководство СИЗО было уверено, что при отсутствии собственной одежды у заключенного, выдавать ее можно только на этап. Но ведь арестанту нужно что-то на себя надевать, чтобы на прогулку выходить, в суд ездить. Люди могли в шлепанцах зимой по улице ходить.

Я нашла приказ № 216, который регламентировал выдачу одежды раздетым арестантам. Там об этапе не было ни слова.

В СИЗО мне говорили: «Одежда выдается только на этап». Я показывала приказ. Мне снова: «Только на этап». Я опять показывала приказ: «Тут написано, что при отсутствии одежды ее нужно выдавать». «Только на этап». Эта грандиозная битва продолжалась где-то полгода и завершилась тем, что со мной согласились. Но это не значит, что одежду начали выдавать.

С августа я просила обойти тех, кому нужна одежда, составить списки и раздать необходимые вещи. Списки составили, но одежды пока все равно нет.

«Отрицательный опыт» тюрьмы

Тюрма «Кресты», внутреннее убранство одиночной камеры. Фото с сайта pravo.ru

Люди выходят из тюрьмы с ненавистью. Тюрьма никого не исправляет. Арестант не может вернуться к жизни таким, каким он был. Он становится другим. Дело даже не в том, вернется он или нет к нормальной жизни. Просто есть вещи, как те, которые Варлам Шаламов называл «отрицательным опытом».

Отрицательный опыт – когда для того, чтобы получить таблетку анальгина, нужно несколько дней стучать в дверь камеры. Отрицательный опыт – год звать врача, чтобы узнать, наконец, что ты скоро умрешь, потому что врач пришел к тебе слишком поздно.

Зачем нужна тюрьма в том виде, в котором она существует? Как институт устрашения? Я не знаю ответа на этот вопрос.

Приспособиться и не сойти с ума в другом мире

Когда человек попадает в тюрьму впервые, это крушение всей его прежней жизни.

Не важно, кем ты был до этого – из одной системы координат ты попадаешь в другую. И ты не сойдешь с ума только в том случае, если сам что-то не сделаешь для того, чтобы этого не произошло. Государство тебе в этом не поможет, не окажет никакой качественной психологической помощи. Государству наплевать на твой шок.

Тебе поможет криминальная субкультура – предложит свой свод правил, как в турпоходе. И по этим правилам ты будешь жить несколько месяцев, полгода, год, три. Субкультура заставит тебя переключиться, отвлечься от прежней жизни. Сейчас ты совсем в другом мире – будь другим.

Субкультура, конечно, заточена, в основном, под то, чтобы выжать из арестанта как можно больше денег, но психологическую поддержку она, тем не менее, предоставляет.

«Я тебя услышал», или Ничего не обещайте

Общественный наблюдатель в камере ничего не должен обещать арестанту. Пожелания ОНК носят рекомендательный характер – не надо об этом забывать. Конечно, можно сказать: «Сейчас тебе принесут ложку, кружку и матрас», но вдруг этого не сделают те, кто обязан, после нашего обращения? Нужно говорить: «Я постараюсь, чтобы вам принесли ложку, кружку и матрас».

Нужно всегда стараться понять, что тебе пытаются сказать и что от тебя пытаются скрыть. Я года три училась этой науке.

Манипуляция – первое, что с нами пытаются проворачивать, когда мы приходим в камеру.

Например: «Нам плохо, нас не лечат, не кормят, врача видели последний раз месяц назад, мы все умрем! Но если нам сейчас принесут телевизор, то жалоб нет».

Это совершенно прозрачная манипуляция – у меня она не вызывает негатива, потому что желания тех, кто пытается манипулировать, вполне естественны. Они хотят не болеть, смотреть телевизор, пользоваться холодильником. Это слышно. Кстати, в тюрьме не говорят «я тебя понял» – там говорят «я тебя услышал».

У меня не было эмоционального выгорания, хотя иногда я ощущала звоночки профдеформации. «Нет у тебя тапочек? Ну и ладно, без тапочек посидишь. Есть более серьезные проблемы – на втором этаже пытают кого-то…», – бывало искушение таким образом проигнорировать интересы человека, нуждающегося в тапочках. Но это неправильно.

Порой сотрудникам нужно по 25 часов в сутках

Бюджет, выделяемый на тюрьмы и колонии, в 2017 году уменьшится на 22%. Урежут расходы на жизнеобеспечение, сократят зарплаты сотрудникам, начнутся сокращения. А если сотрудников станет меньше, то и права заключенных будут ущемляться больше.

Меня иногда упрекают в том, что я защищаю интересы сотрудников. Но представьте – раньше сотрудник выполнял только свои обязанности, а после оптимизации он вынужден работать за троих. Он раньше заявления регистрировал, а теперь таблетки и еду разносит, гулять выводит. Когда все успеть?

Но и проступки сотрудников, совершенные из-за нехватки времени, оправдывать нельзя. Нужно все время ставить себя в положение того, кто сидит в камере. Арестанта не должно волновать, что у инспектора слишком много работы, и что он не успевает всех вывести погулять, помыться или внести в список на визит к врачу. Арестант имеет право на прогулку, баню, встречу с адвокатом, передачу.

Иногда идешь по коридору СИЗО, а они пустые. Там тихо, безлюдно, мигают лампочки, в двери стучат люди, но к ним никто не подходит, потому что просто некому. Умирает там кто-то, заболел – стучать можно долго.

Я как-то подсчитала, что если врач в изоляторе решит посетить все камеры и поговорить с каждым заключенным хотя бы по пять минут, то в сутках ему потребуется 25 часов. И заниматься он будет только обходом.

О бывших сотрудниках – ни слова

Сотрудники СИЗО регулярно сами становятся заключенными. Садятся по обвинению в проносах запрещенного, за вымогательство. За побеги и самоубийства заключенных.

У системы столько предписаний, что выполнить их все невозможно физически. Поэтому оказаться на нарах рискуют все. А если люди понимают, что их за любую провинность могут уволить или посадить, как они будут к своей работе относиться? Кто пойдет работать туда, где от человека ничего не зависит, а еще могут в тюрьму посадить?

Кроме того, у системы есть такая черта: когда сотрудника сажают, о нем тут же все забывают. Был человек – и исчез. Напоминать о нем – это дурная примета, табу.

На моей памяти только один сотрудник СИЗО просил передать бывшему коллеге, оказавшемуся в тюремной камере: «Анна Георгиевна, передайте ему, что мы не верим в то, в чем его обвиняют».

Абсурдные корни зла

Многие абсурдные предписания в тюрьме можно победить. Главное – настойчиво искать корень зла.

Раньше в изоляторы не разрешалось передавать огурцы и помидоры. Нельзя – и все. Но я упорно рыла и нашла документ, который это регламентирует. Правда, без подписей и печати – он много лет назад был разослан по изоляторам, никто не помнит уже, в какой связи, кто и почему запретил помидоры и огурцы в передачах.

Разрешилась ситуация, как только мы указали на абсурдность этого приказа. Так же происходит и с другими вещами, которые в системе заведены случайно, и никто не помнит, зачем. Когда есть возможность спокойно разобраться, откуда они взялись и что означают, все решается. Среди сотрудников тоже есть люди с головами на плечах.

Анна Каретникова родилась в 1970 году в Москве. Окончила юридический факультет МГУ и литературный институт им. М. Горького. Член совета Правозащитного центра «Мемориал».
С 2008 года входила в состав Общественной наблюдательной комиссии г. Москвы по осуществлению общественного контроля за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и содействия лицам, находящимся в местах принудительного содержания.
ОНК на безвозмездной основе оказывает помощь гражданским активистам, задержанным милицией, посещает отделы милиции и следственные изоляторы, наблюдая за соблюдением прав граждан.

Добрый день, дорогие домоседы. Поговорим про наших сограждан, которые пытаются после тюрьмы вернуться к нормальной жизни. Согласно опубликованным данным, в России свыше 50% ранее судимых вновь возвращаются в места лишения свободы.

По прошлогодним данными прокуратуры, на момент совершения повторных преступлений нигде не работали и не учились 67,7% бывших заключенных.

Более трети ранее осужденных шли на нарушение закона в состоянии алкогольного опьянения.

Боюсь, что после освобождения сын вновь может попасть обратно

… 26-летний Антон освобождается из колонии через несколько месяцев. Чем ближе к освобождению, тем больше беспокоится его мать Наталья: что ждет сына на свободе? За решетку парень попал, когда ему было чуть больше 18. За участие в групповой драке наказали восемью годами тюрьмы.

До отсидки Антон окончил среднюю школу. Учился средне. Шансы поступить были только на платное. Таких расходов мать не потянула бы. Устроился помощником плиточника. Поработать пришлось недолго. Почти восемь лет за решеткой никаких профессиональных навыков не добавили.

Решил самостоятельно , восстановить некоторые знания из школьной программы. Однако быстро остыл – не хватило самоорганизации. Пытался работать в тюрьме на производстве мебели, но не пошло – травмировал руку.

В принципе, в колонии работы нет. Работает всего процентов 10-20. Очень много сидит бездельников. Разумеется, сын оторван от социума. Его завязки с тюрьмой меня очень пугают мать.

Наталья говорит, что много слышала про разные российские фонды, которые помогают бывшим осужденным адаптироваться к свободной жизни после тюрьмы, в том числе – и трудоустроиться после заключения.

Еще сидя в колонии, заключенные, желающие найти работу, заполняют различные анкеты. В итоге оформится на работу можно чуть ли не в первые же дни после освобождения.

Однако, как считает мать осужденного, ресоциализация сводится к регистрации в полиции. В остальном спасение утопающего – дело самого утопающего.

Система надзора должна быть более гибкой

Практика административного надзора применяется во многих странах. Она, как правило, касается лиц, освободившихся условно-досрочно. В России ее соотносят и к тем, кто отсидел от звонка до звонка.

Бывший осужденный Игорь во время заключения был несколько раз наказан штрафным изолятором. По его словам, формальным основанием для этого становились даже не застегнутые пуговицы, истинной же причиной был независимый характер, который многих раздражал.

В результате Игорь получил годовой административный надзор:

Это своего рода дополнительное наказание. Без разрешения органов уголовно-исполнительной инспекции я не могу выехать за пределы района, мне нельзя посещать различные бары и кафе, нельзя оставлять жилище с девяти вечера до шести утра, в это время в любой момент меня могут посетить милиционеры.

Пара тройка нарушений – и обратно, откуда освободился. Очень хотел поехать на заработки после тюрьмы, но это не разрешено. Должен работать за копейки, чтобы как-то существовать.

По словам майора полиции в отставке, Сергея Венчука, вернуться к нормальной жизни удается мало кому:

Пока не заработает экономика, не заработают в и структуры, занимающиеся вопросами социальной адаптации бывших заключенных. Они ведь не заставят некоего руководителя предприятия обеспечить рабочим местом того, кто освободился из заключения. Даже если у этого человека есть высокая профессиональная квалификация.

То есть рабочие места человеку предлагают. Однако те, вокруг которых нет никакой конкуренции. Ты просто не можешь жить за эти деньги. В результате возникают, прежде всего, финансовые проблемы, бывшие сидельцы вскоре после тюрьмы решаются на криминал – те же кражи, грабежи, мошенничества.

57-летний петербургский бомж Сергей провел в заключении в общей сложности 33 года. Несмотря на большое количество приобретенных, в том числе и за решеткой, «мирных» профессий, кстати, крайне необходимых народному хозяйству, в полиции ему с ресоциализацией не помогли. Сказали: крутись сам!

В райцентре Колтуши бывший осужденный Александр старается не стать бомжем. За плечами у него три ходки. За решеткой 38-летний мужчина провел более 10 лет. Последний раз его осудили на 12 лет, но за хорошее поведение после половины срока ему изменили колонию на вольное поселение.

В Колтуши ему пришлось вернуться после отбытия срока. Дело в том, что пока Александр был за решеткой, его родители умерли. В родительскую квартиру его не пустили. Как утверждает Александр, этого после тюрьмы не захотела родная сестра, которая позже через суд выписала его из квартиры.

По словам Александра, проблем с трудоустройством в Колтушах не было, так как ранее он «здесь работал и хорошо себя зарекомендовал». Однако если бы не местная женщина, которая его приютила, то он, без сомнения, снова бы оказался в местах лишения свободы. Именно благодаря ей более-менее смог встать на ноги после тюрьмы. Занялся индивидуальным предпринимательством. Взял кредиты, чтобы закупить товар.

Про программы социальной адаптации бывших осужденных Александр слышал еще на зоне, но на вопрос, помогали ли ему соответствующие органы, когда он освободился, отвечает отрицательно.

А некоторые милиционеры, говорит, даже содействовали, чтобы он не нашел себя в свободной жизни. Укоряли и женщину, которая дала ему приют.

Александр: «Нам в тюрьме не раз говорили: «А почему вы грабите, крадете, что вас на это толкает? Вот придите, вам все помогут». Мне никто не помог. Кроме этой женщины. Я не хочу больше в тюрьму. Большинство людей выходят оттуда, хотят работать, но зек – это как клеймо. Я не хочу сказать, что среди нашего брата все хорошие, но многие из нас после тюрьмы не хотят вновь сидеть за решеткой».

Мужчина считает: за долгое время, проведенное в тюрьме, осужденный привыкает к режиму такой жизни. Свобода для него как неизвестный мир, с которым надо еще сживаться:

Ты можешь тут ничего не сделать плохого, но из тебя сделают все равно козла отпущения. Проще всего списать что-то на зека … Там за решеткой есть некие ограничения, рамки – каждый знает, что ему можно, а что нельзя. Там, правда, приходится прогибаться, чтобы выжить.

А на воле очень трудно после тюрьмы без поддержки. Вот, не дай Бог, закроют нас, частных предпринимателей. На мне висит два миллиона кредита. Где мне взять такие деньги? Где найти такую работу, чтобы выплатить кредит? Тем более, что у меня нет своего жилья, ничего нет.

По убеждениям бывшего осужденного, «если любому человеку после освобождения дать жилье, работу – некую стабильность – он больше не пойдет назад».

«Но у нас такого нет, – продолжает собеседник. – Выходишь – и «на самотек». За время моей последней отсидки у меня умерли родители. Это хорошо, что меня перевели на поселение, и я смог немного адаптироваться к свободе. Устроился на работу, заработал немного денег. А вот выпустили бы меня из тюрьмы на свободу, где бы я что-то взял для того, чтобы элементарно переодеться? Здесь ты никому не нужен».

Для жительницы Колтушей Зинаиды Милешко рассказ Александра про привыкание к свободе – не новость. Она сама вышла замуж за осужденного.

С мужем Зинаида познакомилась через переписку. Вместе уже 32 года. Имея опыт обращения с бывшими зеками, она помогает теперь другим – и Александру тоже. На вопрос, помогает ли бывшим осужденным полиция, Зинаида Милешко отвечает:

Они не заинтересованы в этом. Для них даже проще человека снова посадить, чтобы не было проблем. Ведь это все же непростая работа – профилактика, беседы. А бывший зек – это человек, который уже боится милиции.

В любом случае он не воспринимает милиционера как товарища. И не воспримет, так как милиция у нас превратилась в карательный орган. У нас даже нет психологической службы при полиции.

По словам собеседницы, отрицательное отношение полиции к бывшим зекам после тюрьмы переносится и на тех, кто с ними рядом:

Я знаю много семей, где есть бывшие зеки. Полицейские оскорбляют их. Ту же женщину, которая приютила Сашу, они считают якобы глупой, человеком низшего сорта. А у нас, если просто сказать, и замуж не за кого выйти.

Каждый четвертый мужчина – бывший зек или сидит. А для полиции сами зеки – второй сорт нашего населения, а все те, кто с ними имеет общение, практически их сообщники. Выйти замуж за зека – как совершить преступление.

В Колтушском районе на 16 тысяч населения – более полутора тысяч лиц, которые имели или имеют судимость. Более шестисот человек числятся рецидивистами. Многие бывшие зеки потеряли семьи и с трудом адаптируются к жизни на свободе.

Местная районная газета в это время оптимистично рапортует, что работа по ресоциализации бывших осужденных идет полным ходом. Сотрудники районной полиции и социальные работники посещают их, выясняют, какая им нужна помощь, и ее оказывают. Безработным предлагают работу.

На это Зинаида Милешко говорит:

Я что-то не заметила этой активности. Я не помню, чтобы с моим мужем провели хоть какую профилактическую беседу. Среди наших полицейских нет психологов – людей, которые могут понять твою боль. Сама система репрессивная.

У нас в каждом принято видеть преступника, а потому человек наедине со своей бедой, несмотря на то, что у нас в стране очень много зеков. Хорошо, если встретится кому хорошая женщина, но государственная служба в той системе, в которой мы живем, не поможет никогда.

Согласно официальным источникам, профилактическая работа с бывшими осужденными проводится полицией во многих районах Ленинградской области. Насколько удачна она, судить трудно.

Как следует из слов начальника Главного управления внутренних дел Ленинградской области при подведении итогов работы областной полиции за 2015 год, уровень рецидивной преступности остается высоким.

Хотя и удалось «снизить количество и удельный вес преступлений, совершенных после тюрьмы ранее судимыми лицами, на 10,7 процента, но они остаются, как и прежде, высокими. Каждое второе практически преступление, как и прежде, совершается лицами из категории ранее осужденных».

Что касается Александра, о котором мы рассказали выше, то ему, чтобы не попасть в эту статистику, нужна юридическая помощь. Ведь надежды на районную полицию или другие службы района – нет, – считают те, кто остался рядом с ним.

Помогайте людям, которые хотят вернуться к нормальной жизни после тюрьмы!

Человек вышел из тюрьмы (выпустили из тюрьмы). Как жить после тюрьмы? Как помочь человеку? Как адаптироваться в обществе? Что делать близким и родственникам того, кто недавно вышел из тюрьмы, а отсидел там очень много лет? Что меняется в человеке и его психике, пока он сидит в тюрьме? Какими выходят из тюрьмы?

Эти и многие другие вопросы волнуют тех, кто столкнулся с ситуацией похожей на описанную в письме женщины (ниже).Она задает вопрос, а психолог отвечает, о том чем и как можно помочь человеку после освобождения из тюрьмы и отсидевшему там длительный срок (причем не один).

Не пропустите эти статьи:

ВОПРОС ПСИХОЛОГУ: Человек вышел из тюрьмы. Как помочь?

Текст письма:

Прошу посоветовать, как вести себя с бывшим мужем

И так, мне 40 лет, мой бывший муж, назовем его Сергей, отец моего ребенка сидит в тюрьме за наркотики, ему 38 лет, и общий срок проведенный им в тюрьмах почти 20 лет.

Я знакома с ним с 2010 г. — познакомилась, расписались и родила ребенка, когда он тоже был в тюрьме (что он наркоман я тогда еще не знала). Пережито и потрачено с ним очень много сил и нервов, было и хорошее и плохое, я боролась за него как за человека которого видела в нем за наркотиками и следов тюремной жизни, очень многое поменялось в нем в лучшую сторону. Общение с ним, сейчас, очень открытое, как с его так и с моей стороны.
Человек действительно хочет меняться, и меняется в лучшую сторону и осознаёт, что он болен и хочет справиться со своей зависимостью, но это сейчас и там в тюрьме, и словно это делает из-за меня. Я понимаю, что жить с этим человеком не буду и не смогу, нет уверенности что справится, но все равно он мне очень близкий и родной (он отец моего ребенка это ключевое для меня), он для меня наверно как брат или сын и поэтому, очень хочу ему помочь. Его этот срок 4 года, на сегодня почти 2,5 прошло, скорее всего, он выйдет через полгода по УДО.

1,5 года назад, я встретила человека (далее А.), с которым я поняла, что жила какими-то иллюзиями, не реальностью и пустыми надеждами и обещаниями (возможно и сейчас что-то ещё осталось), и что С (Сергей) моя нереальность, а он А. вот он настоящий тут сейчас и рядом, хотя то же не все гладко в основном из-за С., но есть большое понимание друг друга и желание жить и строить совместную жизнь, и знаю что он(А) переживает за меня в этом вопросе.

Не так давно С. перевели в другую колонию, где есть почти неограниченный доступ к телефону, (до этого он мог звонить 1-2 раза в неделю), теперь по несколько раз в день. С этими звонками и началась меняться ситуация. У него проявляется ревность, сильное чувство собственности порой слишком сильное, даже угрозы убить.

Говорю, что я буду помогать ему пока он в тюрьме и какое-то время после выхода на свободу. Но он (С) словно меня не слышит, опускает виновато глаза, отвечает «да, да, да, я все понимаю» проходит время (иногда это час, иногда день или два) и он снова «ты будешь только моя», «я не вижу смысла без тебя», «я не представляю тебя с другим».

А. в курсе всех событий и разговоров с С. и он понимает мою борьбу за жизнь этого человека, но не всегда согласен с моим подходом, (бывает проскакивает ревность), не верит что моя именно такая Большая забота, сейчас поможет справиться ему и с наркотиками и подготовит морально к выходу на свободу. И с увеличением звонков, словно происходит шаг назад, после свиданий то же чувствую у него(С) жуткую боль, с его стороны это как какой-то мазохизм, и он не верит, что меня потерял.

Посоветуйте, как лучше мне вести себя с этим человеком сейчас и в целом пока он сидит в тюрьме. Какие шаги лучше предпринять, и как вести разговоры. Понимаю, что его жизнь это его жизнь, и как ей распоряжаться, решать только ему, но иметь на своей совести, что чего-то не сделала или поступила не правильно я не хочу, не хочу жить с этими мыслями.

Готова встретиться с Вами или другим психологом, если это не совсем Ваш профиль, и рассказать все более подробно. Так же не возражаю, чтобы мой вопрос был опубликован у Вас на сайте.

ОТВЕТ ПСИХОЛОГА: Человек после тюрьмы. Как помочь?

Здравствуйте, Марина. Ваш вопрос понятен. Спасибо, что учли рекомендации по составлению вопроса. Для Сергея жизненная ситуация, конечно, сложная. Да, и для вас не совсем простая. Понимание его ситуации поможет вам действовать целенаправленно. Поэтому постараюсь пояснит к чему он привык в тюрьме и к чему ему необходимо приспособиться.

Сергей — человек после тюрьмы (хотя он ещё там, но мы о будущем) — зависимый и склонный к зависимостям, а значит самостоятельные решения принимать ему крайне сложно. Это подтверждают его успехи в тюрьме — месте, где все строго регламентировано, структурировано и однообразно. Соответственно, человеку легко привыкнуть к такому порядку и соблюдать его. В соответствии с этим порядком формируются определенные привычки. Почему и как меняется человек после тюрьмы?

В тюрьме все регламентировано и распорядок дня заключённого четко структурирован. Он знает, что должен делать каждую следующую минуту, час, день. Знает, что его гарантированно накормят (пусть не по высоким стандартам). Знает за что его могут похвалить, наказать и т.п. В общем там ему не нужно принимать решения и брать на себя ответственность за них. За него все решено, круг общения и взаимоотношения с людьми сложились, поэтому состояние относительно стабильное, он хорошо адаптирован и есть понимание происходящего. В психологии значимые люди и значимая для человека группа называется референтной. Иметь такую группу для любой личности очень важно, чтобы чувствовать себя комфортно. В тюрьме у Сергея такая группа людей есть.

Помощь после тюрьмы

А теперь попробуйте представить себя на его месте… Вот, Сергей вышел из тюрьмы… Человек вышел из тюрьмы. Не важно — отец это вышел из тюрьмы, любимый вышел из тюрьмы, сын или муж вышел из тюрьмы. Люди после тюрьмы оказываются приблизительно в одинаковых условиях и поэтому психология человека после тюрьмы такова:

• У них не было выбора и самостоятельности. Так и у Сергея: из прошлого — только вы и наркотики; из настоящего — пустота и неизвестность.
• Никто за него на свободе не решает, что ему делать, куда идти и как зарабатывать.
• Возникает внутреннее ощущение потерянности, бессмысленности жизни, никчемности, бессилия, отчаяния и т.п.
• Жизнь после тюрьмы состоит из вопросов: «Куда идти?», «Что делать?», «Как жить после тюрьмы?», « и куда устроитьсяпосле тюрьмы?». Ни одного готового ответа нет. Нужно прилагать усилия, искать… А тут…. небольшая надежда в виде вас. Тем более, что вы его навещаете… Надежда крепнет…

Словами вы пытаетесь разрушить эту надежду, а действиями (посещая) поддерживаете. Люди, которые вышли из тюрьмы нуждаются в конкретике. Что-то туманное, непонятное, бесперспективное и быстро исчезающее их беспокоит и заставляет снова идти на нехорошие поступки. Если кто-то не может оказать помощи, но отказать напрямую боится или стесняется — это , которая обязательно создаст проблемы для обеих сторон. Не можешь — откажись и обоснуй. Можешь — прочитай дальше и действуй.

Выйти из ситуации можно только, если вы окажете помощь после тюрьмы. Основных два момента в этом:

1. приобрести новую референтную группу
2. четко расписать его действия после выхода на волю.

Второй пункт нужно сделать на бумаге, вместе с вашим «А». На одном листе нужно будет написать общий план действий, на другом распорядок дня (рабочего отдельно, выходного отдельно). Относитесь к этому серьезно. От наличия этого распорядка будет зависеть многое для осужденного, который выходит из тюрьмы. Сможет ли он жить на свободе или опять постарается попасть в тюрьму. Именно так некоторые неприспособленные к жизни люди и поступают. А адаптация после тюрьмы у мужчин проходит не всегда легко.

Как устроить жизнь людей после тюрьмы? Психика после тюрьмы. Работа после тюрьмы.

Правила поведения и режим в тюрьме вполне способствуют тому, чтобы и на воле человек соблюдал какой-то постоянный график или жил по расписанию. Проблема только в том, что он не сам это расписание составлял и не сам организовал себе значимую для него (референтную) группу. Поэтому, помогите ему конкретно в этом.

Где искать референтную группу и как занять выходные? Рабочие дни, понятное дело, должны быть заняты работой или учебой. Это и станет его референтной группой. Вам просто нужно узнать какую работу он выполняет в тюрьме, что ему нравится и посмотреть в СМИ вакансии по этим видам работ. Если это окажется проблематично, то посмотрите близкие к его пониманию и интересам специальности (так же в СМИ), по которым готовят в вашей местности на курсах или заочно.

Когда вы найдёте несколько вариантов подходящих работ и групп обучения, посмотрите, что там за коллектив и учителя. Желательно, чтобы курсы были не менее 3х месяцев и с последующим трудоустройством. Делайте всё это обязательно с «А», либо постоянно с ним советуйтесь. Когда определитесь с выбором, тогда уже совместно и составите ему расписание рабочих дней.

Выходные, хотя бы примерно, тоже должны быть расписаны. Например:
— 10-00 завтрак
— 11 до 12 пробежка
— 13 до 14 чтение (Библия, классика, психология)
— 14-00 обед
— 15-00 группа реабилитации.

В воскресенье примерно то же самое, только найдите какой-нибудь творческий бесплатный кружок и группу реабилитации. Посмотрите в вашем городе психологические реабилитационные центры, объединения, развивающие группы и т.д. Всё, что связано с социальной поддержкой и где работают психологи. Он должен туда какое-то время походить. Информацию поищите в интернете, там об этом должно быть. Также подберите ему занятие по интересам для самореализации. Сейчас существуют различные школы, где учат рисовать, делать что-то своими руками, укрепить тело и здоровье: школа креатива; школа танца, йоги, досуга и т.п..; мастер-классы по хенд-мейду, дизайну и прочим вещам. Узнайте, что его интересует больше.

Итак, вы совместно с «А» составили расписание и теперь его нужно отнести «С». Делать это тоже нужно обязательно совместно с «А». Более того, «А» обязательно должен будет сказать «С», что он тоже заинтересован в его благополучии, что его дальнейшая судьба ему небезразлична, и что он обязательно вместе с вами будет интересоваться его дальнейшей жизнью, успехами и т.п. Только в этом случае у «С» ослабнет состояние безысходности. Он будет надеяться, что у него есть 2 друга, а семейную жизнь он еще сможет устроить и найдет чем заняться после тюрьмы.

В противном случае состояние безысходности и отчаяния может довести до убийства себя или другого (того, кто препятствует, на его взгляд, его нормальной жизни). Поэтому тема убийства в устах «С» вполне обоснованна. Именно отчаявшиеся люди, кому уже нечего терять, могут решиться свести счеты с жизнью — своей или чужой, зависит от обстоятельств. И мне часто приходилось встречать людей, которые удивлялись: «Как такой человек мог убить? Он, ведь мухи не способен обидеть!». Это распространенные заблуждения. Дело тут вообще не в способности обижать…

ЧТО ДЕЛАТЬ СРАЗУ ПОСЛЕ ТЮРЬМЫ. АДАПТАЦИЯ ПОСЛЕ ТЮРЬМЫ.

Итак, жизнь после тюрьмы:

• структурирование жизни «С» после его освобождения это ваша задача номер 1,
• Преподнесение ему его схемы ближайших действий и распорядка дня — задача 2;
• Участие в вышеописанных действиях «А» и ваши совместные уверения «С» в том, что с ним будете держать связь оба — это 3. (Первое время — около полугода — действительно придется контролировать. Желательно поначалу ходить с ним на мероприятия, а потом показать, что у вас другие интересы и своя жизнь).

Нарушение любого пункта приведет к продолжению участия в. «С» будет постоянно «Жертвой», а вы его «спасителем»; вы же будете вечной «Жертвой» для «А», а он вашим «Спасителем». «С» постоянно будет подсознательно прибегать к технике ухода от проблем, стараясь снова попасть в тюрьму, а оттуда требовать к себе внимания… И эти изматывающие манипуляции друг другом никогда не прекратятся.

Важен надзор после тюрьмы и помощь, чтобы расписать ему практически каждый его шаг. Обратите внимание, что в тюрьме он привык к директивному методу руководства, а выбирать что делать и принимать собственные решения ему крайне сложно. Поэтому на первых порах придется вот так всё расписывать, и предъявлять как требования после освобождения тюрьмы. «А, иначе», скажите — «мы ни за что не ручаемся и помочь тебе не сможем». В дальнейшем, необходимо убедить человека, что меняющимися обстоятельствами он может справляться сам, ведь делают же это другие люди. Показывайте ему, что работа после тюрьмы есть, главное быть готовым, поначалу, на любую работу; жизнь после тюрьмы есть, главное не зацикливаться на прошлом, а идти вперед. И друзья после тюрьмы, тоже могут быть, главное показать, что ты ответственный человек и на тебя можно положиться.

Успехов вам. Спасибо, что вы желаете помогать людям.

Люди после тюрьмы не умирают, если знают, что делать и если им помогают близкие. Учитесь смотреть на жизнь. Это тоже помогает жить и выживать. Найдите себя, смысл в жизни и Создателя!