«Прощай, оружие.
Действие романа происходит в 1915-1918 гг. на итало-австрийском фронте.
Американец Фредерик Генри - лейтенант санитарных войск итальянской армии (итальянской - потому что США еще не вступили в войну, а Генри пошел добровольцем). Перед наступлением в городке на Плавне, где стоят санитарные части, - затишье. Офицеры проводят время кто как умеет - пьют, играют в бильярд, ходят в публичный дом и вгоняют в краску полкового священника, обсуждая при нем разные интимные вещи.
В расположенный по соседству английский госпиталь приезжает молодая медсестра Кэтрин Баркли, у которой во Франции погиб жених. Она сожалеет, что не вышла за него замуж раньше, не подарила ему хоть немного счастья.
По войскам проносится слух, что надо ждать скорого наступления. Надо срочно разбить перевязочный пункт для раненых. Австрийские части находятся близко от итальянцев - на другой стороне реки. Генри скрашивает напряжение ожидания ухаживанием за Кэтрин, хотя его смущают некоторые странности её поведения. Сначала после попытки её поцеловать он получает пощечину, потом девушка сама целует его, взволнованно спрашивая, всегда ли он будет добр к ней. Генри не исключает, что она слегка помешанная, но девушка очень красива, и встречаться с ней лучше, чем проводить вечера в офицерском публичном доме. На очередное свидание Генри приходит основательно пьяным и к тому же сильно опаздывает - впрочем, свидание не состоится: Кэтрин не совсем здорова. Неожиданно лейтенант чувствует себя непривычно одиноким, на душе у него муторно и тоскливо.
На следующий день становится известно, что ночью в верховьях реки будет атака, туда должны выехать санитарные машины. Проезжая мимо госпиталя, Генри на минуту выскакивает повидаться с Кэтрин, та дает ему медальон с изображением святого Антония - на счастье. Приехав на место, он располагается с шоферами в блиндаже; молодые ребята-итальянцы дружно ругают войну - если бы за дезертирство не преследовали родных, никого бы из них здесь не было. Нет ничего хуже войны. Проиграть её - и то лучше. А что будет? Австрийцы дойдут до Италии, устанут и вернутся домой - каждому хочется на родину. Война нужна только тем, кто на ней наживается.
Начинается атака. В блиндаж, где находится лейтенант с шоферами, попадает бомба. Раненный в ноги, Генри пытается помочь умирающему рядом шоферу. Те, кто уцелел, доставляют его к пункту первой помощи. Там, как нигде, видна грязная сторона войны - кровь, стоны, развороченные тела. Генри готовят к отправке в центральный госпиталь - в Милан. Перед отъездом его навещает священник, он сочувствует Генри не столько потому, что того ранили, сколько потому, что тому трудно любить. Человека, Бога… И все же священник верит, что когда-нибудь Генри научится любить - душа у него еще не убита - и тогда будет счастлив. Кстати, его знакомую медсестру - кажется, Баркли? - тоже переводят в миланский госпиталь.
В Милане Генри переносит сложную операцию на колене. Неожиданно для себя он с большим нетерпением ждет приезда Кэтрин и, как только она входит в палату, переживает удивительное открытие: он любит её и не может без нее жить. Когда Генри научился передвигаться на костылях, они с Кэтрин начинают ездить в парк на прогулку или обедают в уютном ресторанчике по соседству, пьют сухое белое вино, а потом возвращаются в госпиталь, и там, сидя на балконе, Генри ждет, когда Кэтрин закончит работу и придет к нему на всю ночь и её дивные длинные волосы накроют его золотым водопадом.
Они считают себя мужем и женой, ведя отсчет супружеской жизни со дня появления Кэтрин в миланском госпитале. Генри хочет, чтобы они поженились на самом деле, но Кэтрин возражает: тогда ей придется уехать: как только они начнут улаживать формальности, за ней станут следить и их разлучат. Ее не беспокоит, что их отношения никак официально не узаконены, девушку больше волнует неясное предчувствие, ей кажется, что может случиться нечто ужасное.
Положение на фронте тяжелое. Обе стороны уже выдохлись, и, как сказал Генри один английский майор, та армия, которая последней поймет, что выдохлась, выиграет войну. После нескольких месяцев лечения Генри предписано вернуться в часть. Прощаясь с Кэтрин, он видит, что та чего-то недоговаривает, и еле добивается от нее правды: она уже три месяца беременна.
В части все идет по-прежнему, только некоторых уж нет в живых. Кто-то подхватил сифилис, кто-то запил, а священник все так же остается объектом для шуток. Австрийцы наступают. Генри теперь с души воротит от таких слов, как «слава», «доблесть», «подвиг» или «святыня», - они звучат просто неприлично рядом с конкретными названиями деревень, рек, номерами дорог и именами убитых. Санитарные машины то и дело попадают на дорогах в заторы; к колоннам машин прибиваются отступающие под натиском австрийцев беженцы, они везут в повозках жалкий домашний скарб, а под днищами повозок бегут собаки. Машина, в которой едет Генри, постоянно увязает в грязи и наконец застревает совсем. Генри и его подручные идут дальше пешком, их неоднократно обстреливают. В конце концов их останавливает итальянская полевая жандармерия, принимая за переодетых немцев, особенно подозрительным им кажется Генри с его американским акцентом. Его собираются расстрелять, но лейтенанту удается бежать - он с разбегу прыгает в реку и долго плывет под водой. Набрав воздуху, ныряет снова. Генри удается уйти от погони.
Генри понимает, что с него хватит этой войны, - река словно смыла с него чувство долга. Он покончил с войной, говорит себе Генри, он создан не для того, чтобы воевать, а чтобы есть, пить и спать с Кэтрин. Больше он не намерен с ней расставаться. Он заключил сепаратный мир - лично для него война кончилась. И все же ему трудно отделаться от чувства, какое бывает у мальчишек, которые сбежали с уроков, но не могут перестать думать о том, что же сейчас происходит в школе. Добравшись наконец до Кэтрин, Генри чувствует себя, словно вернулся домой, - так хорошо ему подле этой женщины. Раньше у него так не было: он знал многих, но всегда оставался одиноким. Ночь с Кэтрин ничем не отличается от дня - с ней всегда прекрасно. Но от войны осталась оскомина, и в голову лезут разные невеселые мысли вроде того, что мир ломает каждого. Некоторые на изломе становятся крепче, но тех, кто не хочет ломаться, убивают. Убивают самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых - без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, то тебя убьют тоже - только без особой спешки.
Генри знает: если его увидят на улице без формы и узнают, то расстреляют. Бармен из гостиницы, где они живут, предупреждает: утром Генри придут арестовать - кто-то донес на него. Бармен находит для них лодку и показывает направление, куда надо плыть, чтобы попасть в Швейцарию.
План срабатывает, и всю осень они живут в Монтрё в деревянном домике среди сосен, на склоне горы. Война кажется им очень далекой, но из газет они знают, что бои еще идут.
Близится срок родов Кэтрин, с ней не все благополучно - у нее узковат таз. Почти все время Генри и Кэтрин проводят вдвоем - у них нет потребности в общении, эта война словно вынесла их на необитаемый остров. Но вот выход в мир, к людям становится необходим: у Кэтрин начинаются схватки. Родовая деятельность очень слабая, и ей делают кесарево сечение, однако уже поздно - измученный ребенок рождается мертвым, умирает и сама Кэтрин, Вот так, думает опустошенный Генри, все всегда кончается этим - смертью. Тебя швыряют в жизнь и говорят тебе правила, и в первый же раз, когда застанут врасплох, убивают. Никому не дано спрятаться ни от жизни, ни от смерти.
«Прощай оружие » (краткое содержание) охватывается период 1915-1918 гг. Действие происходит на итало-австрийском фронте. Лейтенант санитарных войск американец Фредерик Генри служит в итальянской армии, вступив в нее добровольцем. Роман начинается с периода затишья перед нападением. Офицеры развлекаются кто как может, не пренебрегая даже пошлыми шутками в отношении полкового священника. В английский госпиталь, который расположен по соседству, приезжает Кэтрин Баркли, молодая медсестра, жених которой погиб во Франции.
Уже приходят первые сообщения о наступлении, и для раненых срочно нужно разбить перевязочный пункт. На другой стороне реки находятся австрийские части. В этот сложный период Генри ухаживает за Кэтрин, но вначале их отношения как-то не особо налаживаются. Ему становится тоскливо и одиноко. На следующий день стало известно, что санитарные машины должны выехать из-за будущей ночной атаки в верховьях реки. Перед отъездом Генри видится с Кэтрин. В расположении многие недовольны войной, но боятся покинуть фронт из-за угрозы вреда родным со стороны власти. Но все же вынуждены воевать.
Атака началась. В блиндаж с лейтенантом и шоферами попадает бомба. Генри ранен, но кое-как пытается помочь умирающему шоферу. Генри готовят к отправлению в центральный госпиталь в Милане. Но как раз туда отправляют и Кэтрин Баркли. В госпитале Генри на колене делают сложную операцию. Затем он встречает Кэтрин. Когда Генри мог передвигаться на костылях, то они больше времени проводили вместе – и днем, и ночью. Они выглядят, как супружеская пара, но официально узаконить свои отношения им не удается.
Прошло несколько месяцев. На фронте положение становится тяжелым. Обе стороны уже устали воевать. Генри предписали возвращаться в часть. Но при отъезде он узнает, что Кэтрин уже три месяца носит его ребенка. По возвращении в часть он уже не застает некоторых своих знакомых. Да и взгляды на жизнь значительно поменялись. Он также продолжает работу санитара. В одной из поездок бригада Генри застревает в грязи и дальше им приходится идти пешком. В пусти их останавливает итальянская жандармерия. Их внимание привлекает американский акцент Генри. Его хотят расстрелять, но ему удается бежать. Прыгнув с разбегу в реку, он плывет под водой. Ныряя и выныривая, ему удается уйти от погони.
Оторвавшись от преследователей, Генри твердо решает покончить с войной, так как остаток своей жизни хотел провести в довольстве и проводить больше времени с Кэтрин. Как бы ни старался Генри вблизи любимой женщины забыть произошедшее, но все равно время от времени война напоминала о себе. Уж сколько она забрала жизней, а сколько еще заберет. Все эти мысли не покидали Генри даже тогда, когда он был объявлен врагом. Он опасался, что если его без формы увидят на улице, то немедленно расстреляют. Но все же кто-то донес на него о его местопребывании. Генри и Катрин помогает бармен, который описывает им маршрут следования в Швейцарию.
Вроде как они спасены, проводя время в деревянном домике в Монтре. Из газет постоянно узнают, что война еще не закончена. Близился срок родов Кэтрин, но у нее были проблемы – ее таз был узковат. Они больше времени проводят вместе. Как бы они прятались, но все же им нужно было выходить в люди, так как у Кэтрин начинались схватки. Ей делают кесарево сечение, где ребенок рождается мертвым, да и сама Кэтрин умирает. Вот так Генри понимает, что любого человека настигает смерть, и какие бы препятствия ни встречались в пути, все равно всему есть конец в этом
Год написания:
1929
Время прочтения:
Описание произведения:
«Прощай, оружие» - один из самых известных романов о войне. Произведение написал Эрнест Хемингуэй в 1929 году. Хемингуэй перенес некоторые факты из своей жизни на страницы романа. Например, он, как и главный герой служил на итальянском фронте. Во время войны писатель получил ранение и лежал в миланской больнице, где у него развились отношения с медсестрой.
Роман был несколько раз экранизирован. Ниже вы можете прочитать краткое содержание романа «Прощай, оружие».
Краткое содержание романа
Прощай, оружие
Действие романа происходит в 1915–1918 гг. на итало-австрийском фронте.
Американец Фредерик Генри - лейтенант санитарных войск итальянской армии (итальянской - потому что США еще не вступили в войну, а Генри пошел добровольцем). Перед наступлением в городке на Плавне, где стоят санитарные части, - затишье. Офицеры проводят время кто как умеет - пьют, играют в бильярд, ходят в публичный дом и вгоняют в краску полкового священника, обсуждая при нем разные интимные вещи.
В расположенный по соседству английский госпиталь приезжает молодая медсестра Кэтрин Баркли, у которой во Франции погиб жених. Она сожалеет, что не вышла за него замуж раньше, не подарила ему хоть немного счастья.
По войскам проносится слух, что надо ждать скорого наступления. Надо срочно разбить перевязочный пункт для раненых. Австрийские части находятся близко от итальянцев - на другой стороне реки. Генри скрашивает напряжение ожидания ухаживанием за Кэтрин, хотя его смущают некоторые странности ее поведения. Сначала после попыткиее поцеловать он получает пощечину, потом девушка сама целует его, взволнованно спрашивая, всегда ли он будет добр к ней. Генри не исключает, что она слегка помешанная, но девушка очень красива, и встречаться с ней лучше, чем проводить вечера в офицерском публичном доме. На очередное свидание Генри приходит основательно пьяным и к тому же сильно опаздывает - впрочем, свидание не состоится: Кэтрин не совсем здорова. Неожиданно лейтенант чувствует себя непривычно одиноким, на душе у него муторно и тоскливо.
На следующий день становится известно, что ночью в верховьях реки будет атака, туда должны выехать санитарные машины. Проезжая мимо госпиталя, Генри на минуту выскакивает повидаться с Кэтрин, та дает ему медальон с изображением святого Антония - на счастье. Приехав на место, он располагается с шоферами в блиндаже; молодые ребята-итальянцы дружно ругают войну - если бы за дезертирство не преследовали родных, никого бы из них здесь не было. Нет ничего хуже войны. Проиграть ее - и то лучше. А что будет? Австрийцы дойдут до Италии, устанут и вернутся домой - каждому хочется на родину. Война нужна только тем, кто на ней наживается.
Начинается атака. В блиндаж, где находится лейтенант с шоферами, попадает бомба. Раненный в ноги, Генри пытается помочь умирающему рядом шоферу. Те, кто уцелел, доставляют его к пункту первой помощи. Там, как нигде, видна грязная сторона войны - кровь, стоны, развороченные тела. Генри готовят к отправке в центральный госпиталь - в Милан. Перед отъездом его навещает священник, он сочувствует Генри не столько потому, что того ранили, сколько потому, что тому трудно любить. Человека, Бога… И все же священник верит, что когда-нибудь Генри научится любить - душа у него еще не убита - и тогда будет счастлив. Кстати, его знакомую медсестру - кажется, Баркли? - тоже переводят в миланский госпиталь.
В Милане Генри переносит сложную операцию на колене. Неожиданно для себя он с большим нетерпением ждет приезда Кэтрин и, как только она входит в палату, переживает удивительное открытие: он любит ее и не может без нее жить. Когда Генри научился передвигаться на костылях, они с Кэтрин начинают ездить в парк на прогулку или обедают в уютном ресторанчике по соседству, пьют сухое белое вино, а потом возвращаются в госпиталь, и там, сидя на балконе, Генри ждет, когда Кэтрин закончит работу и придет к нему на всю ночь и ее дивные длинные волосы накроют его золотым водопадом.
Они считают себя мужем и женой, ведя отсчет супружеской жизни со дня появления Кэтрин в миланском госпитале. Генри хочет, чтобы они поженились на самом деле, но Кэтрин возражает: тогда ей придется уехать: как только они начнут улаживать формальности, за ней станут следить и их разлучат. Ее не беспокоит, что их отношения никак официально не узаконены, девушку больше волнует неясное предчувствие, ей кажется, что может случиться нечто ужасное.
Положение на фронте тяжелое. Обе стороны уже выдохлись, и, как сказал Генри один английский майор, та армия, которая последней поймет, что выдохлась, выиграет войну. После нескольких месяцев лечения Генри предписано вернуться в часть. Прощаясь с Кэтрин, он видит, что та чего-то недоговаривает, и еле добивается от нее правды: она уже три месяца беременна,
В части все идет по-прежнему, только некоторых уж нет в живых. Кто-то подхватил сифилис, кто-то запил, а священник все так же остается объектом для шуток. Австрийцы наступают. Генри теперь с души воротит от таких слов, как «слава», «доблесть», «подвиг» или «святыня», - они звучат просто неприлично рядом с конкретными названиями деревень, рек, номерами дорог и именами убитых. Санитарные машины то и дело попадают на дорогах в заторы; к колоннам машин прибиваются отступающие под натиском австрийцев беженцы, они везут в повозках жалкий домашний скарб, а под днищами повозок бегут собаки. Машина, в которой едет Генри, постоянно увязает в грязи и наконец застревает совсем. Генри и его подручные идут дальше пешком, их неоднократно обстреливают. В конце концов их останавливает итальянская полевая жандармерия, принимая за переодетых немцев, особенно подозрительным им кажется Генри с его американским акцентом. Его собираются расстрелять, но лейтенанту удается бежать - он с разбегу прыгает в реку и долго плывет под водой. Набрав воздуху, ныряет снова. Генри удается уйти от погони.
Генри понимает, что с него хватит этой войны, - река словно смыла с него чувство долга. Он покончил с войной, говорит себе Генри, он создан не для того, чтобы воевать, а чтобы есть, пить и спать с Кэтрин. Больше он не намерен с ней расставаться. Он заключил сепаратный мир - лично для него война кончилась. И все же ему трудно отделаться от чувства, какое бывает у мальчишек, которые сбежали с уроков, но не могут перестать думать о том, что же сейчас происходит в школе.
Добравшись наконец до Кэтрин, Генри чувствует себя, словно вернулся домой, - так хорошо ему подле этой женщины. Раньше у него так не было: он знал многих, но всегда оставался одиноким. Ночь с Кэтрин ничем не отличается от дня - с ней всегда прекрасно. Но от войны осталась оскомина, и в голову лезут разные невеселые мысли вроде того, что мир ломает каждого. Некоторые на изломе становятся крепче, но тех, кто не хочет ломаться, убивают. Убивают самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых - без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, то тебя убьют тоже - только без особой спешки.
Генри знает: если его увидят на улице без формы и узнают, то расстреляют. Бармен из гостиницы, где они живут, предупреждает: утром Генри придут арестовать - кто-то донес на него. Бармен находит для них лодку и показывает направление, куда надо плыть, чтобы попасть в Швейцарию.
План срабатывает, и всю осень они живут в Монтрё в деревянном домике среди сосен, на склоне горы. Война кажется им очень далекой, но из газет они знают, что бои еще идут.
Близится срок родов Кэтрин, с ней не все благополучно - у нее узковат таз. Почти все время Генри и Кэтрин проводят вдвоем - у них нет потребности в общении, эта война словно вынесла их на необитаемый остров. Но вот выход в мир, к людям становится необходим: у Кэтрин начинаются схватки. Родовая деятельность очень слабая, и ей делают кесарево сечение, однако уже поздно - измученный ребенок рождается мертвым, умирает и сама Кэтрин, Вот так, думает опустошенный Генри, все всегда кончается этим - смертью. Тебя швыряют в жизнь и говорят тебе правила, и в первый же раз, когда застанут врасплох, убивают. Никому не дано спрятаться ни от жизни, ни от смерти.
Вы прочитали краткое содержание романа "Прощай, оружие". Предлагаем вам также посетить раздел Краткие содержания , чтобы ознакомиться с изложениями других популярных писателей.
Действие романа проис-ходит в 1915-1918 гг. на итало-австрий-ском фронте.
Амери-канец Фредерик Генри — лейте-нант сани-тарных войск итальян-ской армии (итальян-ской — потому что США еще не всту-пили в войну, а Генри пошел добро-вольцем). Перед наступ-ле-нием в городке на Плавне, где стоят сани-тарные части, — затишье. Офицеры проводят время кто как умеет — пьют, играют в бильярд, ходят в публичный дом и вгоняют в краску полко-вого священ-ника, обсуждая при нем разные интимные вещи.
В распо-ло-женный по сосед-ству англий-ский госпи-таль приез-жает молодая медсестра Кэтрин Баркли, у которой во Франции погиб жених. Она сожа-леет, что не вышла за него замуж раньше, не пода-рила ему хоть немного счастья.
По войскам проно-сится слух, что надо ждать скорого наступ-ления. Надо срочно разбить пере-вя-зочный пункт для раненых. Австрий-ские части нахо-дятся близко от итальянцев — на другой стороне реки. Генри скра-ши-вает напря-жение ожидания ухажи-ва-нием за Кэтрин, хотя его смущают неко-торые стран-ности её пове-дения. Сначала после попытки её поце-ло-вать он полу-чает поще-чину, потом девушка сама целует его, взвол-но-ванно спра-шивая, всегда ли он будет добр к ней. Генри не исклю-чает, что она слегка поме-шанная, но девушка очень красива, и встре-чаться с ней лучше, чем прово-дить вечера в офицер-ском публичном доме. На очередное свидание Генри приходит осно-ва-тельно пьяным и к тому же сильно опаз-ды-вает — впрочем, свидание не состо-ится: Кэтрин не совсем здорова. Неожи-данно лейте-нант чувствует себя непри-вычно одиноким, на душе у него муторно и тоск-ливо.
На следу-ющий день стано-вится известно, что ночью в верхо-вьях реки будет атака, туда должны выехать сани-тарные машины. Проезжая мимо госпи-таля, Генри на минуту выска-ки-вает пови-даться с Кэтрин, та дает ему меда-льон с изоб-ра-же-нием святого Антония — на счастье. Приехав на место, он распо-ла-га-ется с шофе-рами в блин-даже; молодые ребята-итальянцы дружно ругают войну — если бы за дезер-тир-ство не пресле-до-вали родных, никого бы из них здесь не было. Нет ничего хуже войны. Проиг-рать её — и то лучше. А что будет? Австрийцы дойдут до Италии, устанут и вернутся домой — каждому хочется на родину. Война нужна только тем, кто на ней нажи-ва-ется.
Начи-на-ется атака. В блиндаж, где нахо-дится лейте-нант с шофе-рами, попа-дает бомба. Раненный в ноги, Генри пыта-ется помочь умира-ю-щему рядом шоферу. Те, кто уцелел, достав-ляют его к пункту первой помощи. Там, как нигде, видна грязная сторона войны — кровь, стоны, разво-ро-ченные тела. Генри готовят к отправке в центральный госпи-таль — в Милан. Перед отъездом его наве-щает священник, он сочув-ствует Генри не столько потому, что того ранили, сколько потому, что тому трудно любить. Чело-века, Бога... И все же священник верит, что когда-нибудь Генри научится любить — душа у него еще не убита — и тогда будет счастлив. Кстати, его знакомую медсестру — кажется, Баркли? — тоже пере-водят в милан-ский госпи-таль.
В Милане Генри пере-носит сложную операцию на колене. Неожи-данно для себя он с большим нетер-пе-нием ждет приезда Кэтрин и, как только она входит в палату, пере-жи-вает удиви-тельное открытие: он любит её и не может без нее жить. Когда Генри научился пере-дви-гаться на костылях, они с Кэтрин начи-нают ездить в парк на прогулку или обедают в уютном ресто-ран-чике по сосед-ству, пьют сухое белое вино, а потом возвра-ща-ются в госпи-таль, и там, сидя на балконе, Генри ждет, когда Кэтрин закончит работу и придет к нему на всю ночь и её дивные длинные волосы накроют его золотым водо-падом.
Они считают себя мужем и женой, ведя отсчет супру-же-ской жизни со дня появ-ления Кэтрин в милан-ском госпи-тале. Генри хочет, чтобы они поже-ни-лись на самом деле, но Кэтрин возра-жает: тогда ей придется уехать: как только они начнут улажи-вать формаль-ности, за ней станут следить и их разлучат. Ее не беспо-коит, что их отно-шения никак офици-ально не узако-нены, девушку больше волнует неясное пред-чув-ствие, ей кажется, что может случиться нечто ужасное.
Поло-жение на фронте тяжелое. Обе стороны уже выдох-лись, и, как сказал Генри один англий-ский майор, та армия, которая последней поймет, что выдох-лась, выиг-рает войну. После нескольких месяцев лечения Генри пред-пи-сано вернуться в часть. Прощаясь с Кэтрин, он видит, что та чего-то недо-го-ва-ри-вает, и еле доби-ва-ется от нее правды: она уже три месяца бере-менна.
В части все идет по-преж-нему, только неко-торых уж нет в живых. Кто-то подхватил сифилис, кто-то запил, а священник все так же оста-ется объектом для шуток. Австрийцы насту-пают. Генри теперь с души воротит от таких слов, как «слава», «доблесть», «подвиг» или «святыня», — они звучат просто непри-лично рядом с конкрет-ными назва-ниями дере-вень, рек, номе-рами дорог и именами убитых. Сани-тарные машины то и дело попа-дают на дорогах в заторы; к колоннам машин приби-ва-ются отсту-па-ющие под натиском австрийцев беженцы, они везут в повозках жалкий домашний скарб, а под днищами повозок бегут собаки. Машина, в которой едет Генри, посто-янно увязает в грязи и наконец застре-вает совсем. Генри и его подручные идут дальше пешком, их неод-но-кратно обстре-ли-вают. В конце концов их оста-нав-ли-вает итальян-ская полевая жандар-мерия, принимая за пере-одетых немцев, особенно подо-зри-тельным им кажется Генри с его амери-кан-ским акцентом. Его соби-ра-ются расстре-лять, но лейте-нанту удается бежать — он с разбегу прыгает в реку и долго плывет под водой. Набрав воздуху, ныряет снова. Генри удается уйти от погони.
Генри пони-мает, что с него хватит этой войны, — река словно смыла с него чувство долга. Он покончил с войной, говорит себе Генри, он создан не для того, чтобы воевать, а чтобы есть, пить и спать с Кэтрин. Больше он не намерен с ней расста-ваться. Он заключил сепа-ратный мир — лично для него война кончи-лась. И все же ему трудно отде-латься от чувства, какое бывает у маль-чишек, которые сбежали с уроков, но не могут пере-стать думать о том, что же сейчас проис-ходит в школе. Добрав-шись наконец до Кэтрин, Генри чувствует себя, словно вернулся домой, — так хорошо ему подле этой женщины. Раньше у него так не было: он знал многих, но всегда оста-вался одиноким. Ночь с Кэтрин ничем не отли-ча-ется от дня — с ней всегда прекрасно. Но от войны оста-лась оско-мина, и в голову лезут разные неве-селые мысли вроде того, что мир ломает каждого. Неко-торые на изломе стано-вятся крепче, но тех, кто не хочет ломаться, убивают. Убивают самых добрых, и самых нежных, и самых храбрых — без разбора. А если ты ни то, ни другое, ни третье, то тебя убьют тоже — только без особой спешки.
Генри знает: если его увидят на улице без формы и узнают, то расстре-ляют. Бармен из гости-ницы, где они живут, преду-пре-ждает: утром Генри придут аресто-вать — кто-то донес на него. Бармен находит для них лодку и пока-зы-вает направ-ление, куда надо плыть, чтобы попасть в Швей-царию.
План сраба-ты-вает, и всю осень они живут в Монтрё в дере-вянном домике среди сосен, на склоне горы. Война кажется им очень далекой, но из газет они знают, что бои еще идут.
Близится срок родов Кэтрин, с ней не все благо-по-лучно — у нее узковат таз. Почти все время Генри и Кэтрин проводят вдвоем — у них нет потреб-ности в общении, эта война словно вынесла их на необи-та-емый остров. Но вот выход в мир, к людям стано-вится необ-ходим: у Кэтрин начи-на-ются схватки. Родовая деятель-ность очень слабая, и ей делают кеса-рево сечение, однако уже поздно — изму-ченный ребенок рожда-ется мертвым, умирает и сама Кэтрин, Вот так, думает опусто-шенный Генри, все всегда конча-ется этим — смертью. Тебя швыряют в жизнь и говорят тебе правила, и в первый же раз, когда застанут врас-плох, убивают. Никому не дано спря-таться ни от жизни, ни от смерти.
Эрнест Хемингуэй
Эта книга писалась в Париже, в Ки-Уэст, Флорида, в Пигготе, Арканзас, в Канзас-Сити, Миссури, в Шеридане, Вайоминг; а окончательная редакция была завершена в Париже, весной 1929 года.
Когда я писал первый вариант, в Канзас-Сити с помощью кесарева сечения родился мой сын Патрик, а когда я работал над окончательной редакцией, в Оук-Парке, Иллинойс, застрелился мой отец. Мне еще не было тридцати ко времени окончания этой книги, и она вышла в свет в день биржевого краха. Мне всегда казалось, что отец поторопился, но, может быть, он уже больше не мог терпеть. Я очень любил отца и потому не хочу высказывать никаких суждений.
Я помню все эти события и все места, где мы жили, и что у нас было в тот год хорошего и что было плохого. Но еще лучше я помню ту жизнь, которой я жил в книге и которую я сам сочинял изо дня в день. Никогда еще я не был так счастлив, как сочиняя все это – страну, и людей, и то, что с ними происходило. Каждый день я перечитывал все с самого начала и потом писал дальше и каждый день останавливался, когда еще хорошо писалось и когда мне было ясно, что произойдет дальше.
Меня не огорчало, что книга получается трагическая, так как я считал, что жизнь – это вообще трагедия, исход которой предрешен. Но убедиться, что можешь сочинять, и притом настолько правдиво, что самому приятно читать написанное и начинать с этого каждый свой рабочий день, – было радостью, какой я никогда не знал раньше. Все прочее пустяки по сравнению с этим.
У меня уже вышел один роман в 1926 году. Но когда я за него принимался, я совершенно не знал, как нужно работать над романом: я писал слишком быстро и каждый день кончал только тогда, когда мне уже нечего было больше сказать. Поэтому первый вариант был очень плох. Я написал его за полгода, и потом мне пришлось все переписать заново. Но, переписывая, я многому научился.
Мой издатель, Чарльз Скрибнер, который превосходно разбирается в лошадях, знает все, что, вероятно, допустимо знать об издательском деле, и, как ни странно, кое-что смыслит в книгах, спросил меня, как я отношусь к иллюстрациям и согласен ли я, чтобы моя книга вышла иллюстрированным изданием. На такой вопрос нетрудно ответить: если только художник не такой же мастер своего дела, как писатель – своего (или лучший), ничто не может быть ужаснее для писателя, чем видеть живые в его памяти места, людей и вещи изображенными на бумаге кем-то, кто ничего этого не знает.
Напиши я роман, действие которого происходит на Багамских островах, я хотел бы, чтобы иллюстрации к нему сделал Уинслоу Хомер, но чтобы при этом он ничего не иллюстрировал, а просто нарисовал бы Багамские острова и то, что он там видел. Будь я Мопассаном (чего можно пожелать каждому, живому и мертвому), я взял бы в качестве иллюстрации к своим книгам рисунки и картины Тулуз-Лотрека и кое-какие пленеры Ренуара среднего периода, а нормандские пейзажи вовсе не позволил бы иллюстрировать, потому что никакому художнику не сделать это лучше.
Можно и еще придумывать, кого бы ты хотел взять в иллюстраторы, будь ты тем или другим писателем. Но писателей этих уже нет и этих художников тоже нет, как нет и Макса Перкинса, и многих, умерших в прошлом году. Нынешний год хорош уже тем, что, какие бы потери ни ждали нас в этом году, он не будет хуже, чем прошлый год, или 1944-й, или начало зимы и весна 1945-го. То были урожайные годы по части потерь.
Когда мы встречали этот год в Сан-Вэлли, Айдахо, с шампанским, купленным в складчину, кто-то затеял игру, состоявшую в том, что нужно было проползать на спине под натянутой веревкой или под деревянной палкой так, чтобы не коснуться ее животом, носом, шнурами тирольской куртки или еще чем-нибудь. Я сидел в уголке с мисс Ингрид Бергман, попивая складчинное шампанское, и я сказал ей: «Дочка, этот год будет худшим из худших». (Эпитеты опускаются.)
Мисс Бергман спросила, почему я так думаю. Для нее пока все годы были хорошими, и ей трудно было со мной согласиться. Я сказал, что недостаточный запас слов и плохая дикция мешают мне объяснить подробнее, но есть много разрозненных примет, которые не предвещают ничего хорошего, а это зрелище богачей и весельчаков, ползающих не то под палкой, не то под натянутой веревкой, еще укрепляет мои дурные предчувствия. На том мы и покончили.
Итак, эта книга впервые вышла в свет в 1929 году, в тот самый день, когда разразился крах на нью-йоркской бирже. Иллюстрированное издание должно появиться нынешней осенью. За это время умер Скотт Фицджеральд, умер Том Вулф, умер Джим Джойс (чудесный товарищ, непохожий на официального Джойса, выдуманного биографами, тот, что однажды в подпитии спросил меня, не кажутся ли мне его книги чересчур провинциальными); умер Джон Бишоп, умер Макс Перкинс. Умерло и много таких, кому следовало умереть; одни повисли кверху ногами у какой-нибудь бензоколонки в Милане, других повесили, худо ли, хорошо ли, в разбомбленных немецких городах. А сколько умерло безвестных, безымянных, и часто очень любивших жизнь.
Называется эта книга «Прощай, оружие!», а кроме первых трех лет после того, как она была написана, в мире почти все время где-нибудь да идет война. Многих тогда удивляло – почему этот человек так занят и поглощен мыслями о войне, но теперь, после 1933 года, быть может, даже им стало понятно, почему писатель не может оставаться равнодушным к тому непрекращающемуся наглому, смертоубийственному, грязному преступлению, которое представляет собой война. Я принимал участие во многих войнах, поэтому я, конечно, пристрастен в этом вопросе, надеюсь, даже очень пристрастен. Но автор этой книги пришел к сознательному убеждению, что те, кто сражается на войне, самые замечательные люди, и чем ближе к передовой, тем более замечательных людей там встречаешь; зато те, кто затевает, разжигает и ведет войну, – свиньи, думающие только об экономической конкуренции и о том, что на этом можно нажиться. Я считаю, что все, кто наживается на войне и кто способствует ее разжиганию, должны быть расстреляны в первый же день военных действий доверенными представителями честных граждан своей страны, которых они посылают сражаться.
Автор, этой книги с радостью взял бы на себя миссию организовать такой расстрел, если бы те, кто пойдет воевать, официально поручили ему это, и позаботился бы о том, чтобы все было сделано по возможности гуманно и прилично (ведь среди расстреливаемых могут попасться разные люди) и чтобы все тела были преданы погребению. Можно было бы даже похоронить их в целлофане или использовать какой-нибудь другой современный синтетический материал. А если бы под конец нашлись доказательства, что я сам каким-либо образом повинен в начавшейся войне, пусть бы и меня, как это ни печально, расстрелял тот же стрелковый взвод, а потом пусть бы меня похоронили в целлофане, или без, или просто бросили мое голое тело на склоне горы.
